Фэй Уэлдон - Расщепление. Беда

— М огу я поговрить со Спайсером, Венди? Это Гильда Эллис, подруга Анетты.

— Миссис Хоррокс здорова, миссис Эллис? Я о ней беспокоюсь. Знаю, что не должна бы, нельзя простить ее поступок, но она всегда была добра со мной. Секретарши и жены обычно не ладят. Но она старалась быть со мной в дружбе, и я считала, что у нас с ней хорошие отношения.

— А что за непростительный поступок она, по-вашему, совершила, Венди?

— Прервала беременность на таком позднем сроке! Я считаю, что все живое имеет право на жизнь. Она сделала ужасную вещь. А ведь она даже успела дать бедной малышке имя. Гиллиан. Мистер Хоррокс был так расстроен! Для миссис Хоррокс ее карьера оказалась важнее, чем семья, чем все остальное. Она ни за что не хотела, чтобы ее показывали беременную по телевидению, говорила, что это плохая реклама. И вот теперь мы тут все остались без работы и даже без выходного пособия, так как суд признал банкротство. Теперь, когда от мистера Хоррокса ушла жена, он совсем потерял соображение. Надо же было выбрать такую минуту! Мы получили большой заказ, а он почему-то объявляет себя банкротом. Ну не странно ли? Сегодня дело идет нормально, благополучно, и вдруг назавтра все разлетается вдребезги. Право же, можно поверить в астрологию. Что-то такое складывается на небесах, звезды подходят слишком близко, и тут остается только сидеть и пережидать и не делать неверных шагов, а просто надеяться, что пронесет и тебя не затронет. Но мне нельзя так много болтать. Сейчас я вас соединю.

— З дравствуй, Спайсер.

— Это ты, Гильда? Мне очень некогда.

— Спайсер, я разговаривала с Анеттой. Но забыла спросить ее номер телефона. Она сказала, что у тебя он есть.

— Гильда, я не знаю, что за дурацкие игры вы с ней затеяли, но имей в виду, ничего у вас не выйдет. Правда вышла наружу. Ты была посвящена в ее связь с Эрни Громбеком. То-то вам, должно быть, весело было сидеть в сторонке и посмеиваться надо мной! Сплошные шепоточки, и хиханьки, и бесконечная болтовня по телефону, а расплачиваться по счетам изволь я. Мистер Дурень! Мистер Рогач, всеобщий кормилец. А теперь-то что Анетте от меня нужно? Денег? Можешь передать ей от меня, что я не даю денег женщинам, которые убивают нерожденных детей и лезут с сексуальными приставаниями к живым…

— Спайсер…

Но Спайсер уже положил трубку.

— Г ильда?

— Анетта, прежде чем мы начнем разговор, назови мне номер твоего телефона.

— Немного погодя. Ты не думай ничего. Я в порядке, мне уже лучше. Я не повешу трубку.

— Где ты сейчас?

— Это так важно?

— Опиши помещение, в котором ты находишься.

— Это, кажется, где-то в Йоркшире. Я нахожусь в квадратной комнате с белеными стенами. Телефон висит на стене. Старый аппарат с диском. Набираешь цифру, и приходится тысячу лет дожидаться, пока он с треском раскрутится обратно. Я стою у окна, за окном видны холмы и серые каменные ограды. Могу насчитать двенадцать овец. Ты знала, что жвачные животные должны кормиться двадцать два часа в сутки, чтобы не умереть с голоду? Я рада, что я не овца, честное слово.

— Я тоже, Анетта.

— Если ты, будучи человеком, ешь овечье мясо, ты получаешь необходимое на день питание за десять минут, потому что всю работу и всю концентрацию питательных веществ выполнили за тебя овцы. Если ты вегетарианец, тебе придется тратить на жевание по добрых полчаса на каждую ложку, ведь ты получаешь из пищи только то, что образовалось в результате фотосинтеза. В комнате стоит мебельный гарнитур из трех предметов, на обивке большие желтые цветы, лежит эксминстерский ковер, красный с фиолетовым, а на лампе абажур в голубой горошек. Все немного разностильно и не подходит по цвету, но я не жалуюсь. Если я до отказа натяну телефонный шнур, то смогу сесть на подлокотник кресла. Вот так! Я рада, что снова на проводе, так сказать. Дела мои идут на лад.

— Почему ты только предполагаешь, что находишься в Йоркшире? Разве тебе точно не известно?

— Я знаю, что нахожусь в ста восьми милях более или менее к северу от Уотфорда, а это уже должен быть Йоркшир, если я не ошибаюсь.

— Я могу поглядеть в атласе, если хочешь, Анетта.

— Напрасно ты со мной так заискивающе разговариваешь, Гильда. Я не сумасшедшая. Была какое-то время, по-видимому. И у меня на шее сбоку неприятная такая рана, но она уже подживает. Во всяком случае, Генри и Лютик так говорят. Она сильно сбоку, в зеркале трудно разглядеть. Болит, безусловно, гораздо меньше.