Фэй Уэлдон: Расщепление. Беда

— Мне понятна ваша злоба, — произнесла доктор Рея. — Она вполне естественна. Когда наступает конец отношениям между двумя людьми, все шишки обязательно валятся на бедного психотерапевта.

— Г ильда?

— О Господи, Анетта! Это ты? Мы так за тебя волновались!

— Из-за чего?

— Но ведь уже четвертая неделя, как о тебе ни слуху ни духу! Где ты находишься?

— Я сказала Спайсеру, где я. Позвонила ему. И оставила номер телефона. Я в этом совершенно уверена.

— Он нам ничего не передал. Сообщил только, что ты бросила его и детей и уехала с Эрни Громбеком, а где ты находишься, он не знает. Мы позвонили Эрни, он, кажется, был очень удивлен и сказал, что тоже ничего не знает, хотя дорого бы дал, чтобы узнать. Тогда мы снова позвонили Спайсеру, и он признался, что не хотел тебя позорить, но на самом деле ты бросила его, так как у него финансовые трудности и к тому же он болен, и ты, вернее всего, у своей матери. Как ты, Анетта? В порядке?

— Была в порядке, пока ты все это на меня не обрушила.

— Лучше мне молчать? Тебе это причиняет боль?

— Да нет. Рассказывай дальше.

— Голос у тебя вполне здоровый, так что я продолжу. Надо, чтоб ты знала. Я дозвонилась твоей матери, но она сказала, что дети у нее, а где ты, она не имеет представления. Спайсер наговорил ей, что ты устроила себе выкидыш, чтобы сбежать с любовником, правда, мама твоя не поверила, но отец склонен верить. Тебе бы надо связаться с родителями, Анетта. Они, по-моему, сильно раздражены. И это естественно, ведь детей просто свалили им на голову. Спайсер им сказал, что тяжело болен и не может взять их обратно; врачи советуют ему продать дело, он не вынес всех обрушившихся на него несчастий, да тут еще ты убила ребенка и оказалась предательницей. Я заставила Стива позвонить Спайсеру, но ему Спайсер только сказал, что у тебя все эти годы была связь с Эрни Громбеком, поэтому-то бедная Марион и ушла от Эрни. Еще он сказал, что ты — богиня-разрушительница Кали, и после этого повесил трубку. Ты как, в порядке?

— Не в таком порядке, как пять минут назад, Гильда.

— Я, конечно, ничему этому не верю, Анетта.

— Вот и хорошо. Я тоже постараюсь не верить. Но это трудно. Я так долго верила всему, что Спайсер мне говорил. Если мужья говорят о нас ужасные вещи, совсем не факт, что они лгут. Кому и знать, как не тем, с кем много лет делила постель, с кем была близка и дружна, кто был в тебе и с тобой?

— Иногда они, мне кажется, меняются, оборачиваются своей противоположностью, Анетта. И чем ближе были, тем сильнее стремятся навредить нам в глазах других людей, чтобы оправдать перемену в себе.

— Но почему Спайсеру надо причинить мне боль? Мало, что ли, того, что погиб ребенок? Я же ему ничего не сделала. Я просто стараюсь здесь продержаться, Гильда, как-то выжить.

— А где ты, Анетта?

— Не важно где. Мне казалось, что я поправляюсь, но ничего не получается. Я должна пойти нарвать еще цветов.

— Нарвать цветов? Как Офелия? Но это невозможно, сейчас зима, — сказала Гильда.

— Тут кругом растет зимний розмарин. Должно быть, растет. Или же это колдовство. Розмарин означает память. Он так чудесно пахнет. Я и не знала, что зимний розмарин цветет. Такими крохотными голубыми цветочками, очень красиво. Я кладу их на алтарь.

— О каком это алтаре ты говоришь, Анетта? Ты находишься в храме?

— Да нет, конечно. Просто у меня тут в спальне есть один снимок, я храню его как талисман. Я воздвигла для него алтарь. Обложила со всех сторон цветами. И поклоняюсь ему как объективной истине.

— Что за снимок, Анетта?

— Я почти уверена, что это не могила Карла Маркса.

— С тобой кто-нибудь есть, Анетта? Ты не одна?

— Эрни Громбека тут нет. Я бы его заметила.

— Ты не сошла с ума, Анетта? Может быть, ты в психлечебнице?

— Нет. Я просто гощу у знакомых, пока мне не станет лучше.

— Но ты ничего, в порядке? Надеюсь, я тебя не расстроила.

— Это накатывает волнами. От подобных разговоров моя голова опускается все ниже, все глубже под воду, так что я, пожалуй, на этом прервусь. Я еще слишком слаба, оказывается.

— Анетта, скажи мне, где ты находишься, пожалуйста, прошу тебя, не вешай трубку…

— Б оже мой, Стив! Это была Анетта, она повесила трубку и не оставила номера телефона. Да, должно быть, я разговаривала нетактично. Но Спайсер действительно о ней так говорит. Беда в том, Стив, что она его любит. А вдруг она надумает к нему вернуться? Надо, чтобы она знала правду. Знала, какой он подлец.