Фэй Уэлдон - Расщепление. Беда

— Я пихнула Рею Маркс в грудь. Она сказала, что Спайсер уходит от меня и отправляется в спиритуальное странствие, что осталось только уладить кое-какие материальные мелочи. Кто знает, что ей Спайсер говорил? Я думаю, они рассуждают про родство душ, про параллельный творческий импульс. Она как раз такая женщина, которые мечтают написать роман. Последнее слово все время оставалось за ней, знаешь, как эти психотерапевты умеют. Разозлишься на них, а они говорят, что очень даже понимают ваше возмущение; как ни поведешь себя, они в ответ: прекратите этот спектакль. Под конец я ей такого наговорила! Даже сказала, что она сводничает для своего муженька. Явился Герман, и тогда я стала ее пихать, надавала ей хорошенько; а она мне: «Прекратите этот спектакль, вы уже не ребенок», ну, а он зашел сзади, кричит: «Папа здесь, не смейте бить маму!» Обхватил меня ручищами и оттащил, вонзил пальцы мне в грудь и так держит на отдалении, а она улыбается с состраданием, прощает меня. У вас, говорит, жизнь станет гораздо наполненнее и счастливее без Спайсера; я, мол, теперь пользуюсь известностью, выступаю по телевидению; имею успех как романистка; так что должна стоять на собственных ногах. Я теперь не та женщина, на которой женился Спайсер: жизненные пути людей иногда расходятся, ну и дальше опять всякий бред про Лилит и Сатурна. Я снова принялась на нее орать и плеваться, и они меня выставили, а ты, слава Богу, сидишь в машине и меня ждешь.

— Анетта, — сказала Гильда.

— Что, Гильда?

— Ты в самом деле хочешь заехать на пожарную станцию распилить браслеты?

— Да, — ответила Анетта. — Они врезались, и мне больно.

— Мне кажется, ты не очень хорошо провела этот разговор.

— Почему это? Почему я не могла обзывать ее, как мне вздумается? И его тоже. Дрянные людишки!

— Потому что они могут рассказать Спайсеру насчет Эрни Громбека и всего прочего. Ты же не хочешь этого?

— А я отопрусь, — возразила Анетта. — Смотри, какие желваки вспухли. Это они не просто натирают, но у меня еще аллергия на металл. Спайсер, наверно, получил их от нее, а она их вымочила в каком-нибудь колдовском вареве. В моче своего благоверного. Или в своей. Могу поспорить, они принадлежат к изуверской секте.

— Успокойся, Анетта. Так можно навредить ребенку. Может, лучше отвезти тебя к Спайсеру?

— Нет. На пожарную станцию. И поскорее.

— Как-то мне это все не нравится, — вздохнула Гильда. — Совсем не нравится. Ни к чему тебе, чтобы такие люди, как Марксы, были твоими врагами.

— Друзьями они мне тоже не нужны, — ответила Анетта. — Наплевать на них. Что они могут сделать?

— Ты помнишь, я тебе рассказывала, как Спайсер пригласил меня третьей к ним с Марион? — спросила Гильда.

— Да, Гильда. Помню.

— Готова поклясться, что тут где-то была пожарная станция. Куда она могла подеваться? Ну так вот, я тогда пошла к ним.

— Ах да?

— Не говори таким упавшим, тусклым голосом, — попросила Гильда. — Все это было сто лет назад. Спайсер и я, мы, ну понимаешь, когда тебя не было дома или когда собирались гости и ты хлопотала на кухне, мы с ним заваливались по-быстрому в прихожей под шубами, была такая привычка. И всегда по-быстрому, Анетта, потому что Спайсер, он такой. Меня очень возмущало, когда ты говорила, что ты так плоха в постели, потому что на самом деле это все Спайсер, у него нет природного сексуального инстинкта. Если ты лежишь и думаешь, что бы подать на завтрак, это потому, что он в это время вспоминает страницы из руководства по сексу. Было как раз наоборот: это Спайсер и я пригласили Марион. А когда мы сошлись со Стивом, этому настал конец; и Спайсер все равно уже был больше заинтересован в Марион, чем во мне. Так всегда оборачивается любовь втроем: просто образуется другая пара. И на том между мной и Спайсером было все кончено. Не скажу, чтобы я убивалась, но неприятно все-таки было.

— Пожарную станцию закрыли, — сказала Анетта. — Видишь, вместо нее теперь продажа садового инвентаря. И к лучшему, наверно, а то бы я, пожалуй, попросила их перерезать мне горло.

— М иссис Хоррокс?

— Да. Кто это?

— Простите, я, кажется, вас разбудила?

— Нет, я просто немного сонная. Подруга дала мне таблетки, называются «легкий сон». Я многовато приняла. С кем я говорю?

— Прошу прощения, разве я не представилась? Амелия Харди, с телевидения, из программы Опры Уинфрей. Я редактор. Нельзя ли нам с вами немного потолковать перед завтрашней передачей?

— Завтрашней? Я думала, она еще не скоро.