Шамай Голан: Палисандровая кровать госпожи Альдоби

— Из хлопка, что вы выращиваете, — неожиданно прошептал он на ухо Аврааму, — соткут саваны сыновьям вашим.

Авраам ответил ему с улыбкой:

— Пока наш символ пребывает в Иерусалиме на правах нашего официального представителя у Всевышнего, благословенно имя Его, они останутся по ту сторону канала, и бутоны хлопка, подобные головкам младенцев, будут расти на широких, прекрасных наших полях.

Теперь Калман расстелил простыни на двойной тахте и пригласил Нафтали прилечь отдохнуть.

— Эти хамсины… — начал он.

— Не хамсины, а враги! — перебил его Нафтали и подтолкнул Калмана: мол, сейчас же иди, звони в колокол, собери товарищей, раздай оружие, пока не поздно.

Но тут вмешалась госпожа Альдоби:

— Пожалуйста, как можно скорее вызовите медицинскую помощь.

Калман вышел, и Нафтали запер за ним дверь. Затем приказал жене лечь. Женщина в ее положении нуждается в отдыхе. Он снова проверил дверь и жалюзи и затем прилег рядом с женой, старательно прикрыв ее и себя простыней.

К вечеру их отвезли обратно в Иерусалим. Заднее сиденье фольксвагена было убрано, и туда поставили носилки, на которых лежал Нафтали, усыпленный морфием. Жена справа, Злата, медсестра из кибуца, слева. Калман вел машину. Теперь он был спокоен. По совету комиссии по здравоохранению, он уже позвонил доктору Розенталю. Доктор сказал, что будет рад принять больного. Нечастая это болезнь, и он, как молодой врач, считает, что ему привалила удача. Правда, новый лечебный корпус находится в Восточном Иерусалиме, в бывшем здании гостиницы «Аль-Кудс», но несмотря на это медперсонал там высокопрофессиональный, а нянечки из местных тщательно следят за чистотой. Кто бы мог подумать, что расширение наших границ поможет спасти Нафтали!

Нафтали восседал на высоком кресле напротив врача, когда тот известил его о рождении сына. До этого Нафтали болтал ногами над мозаичным полом, но тут начал ломать пальцы, лицо его побелело. Он встал и торопливо поднялся в свою комнату. Потом весь день и всю ночь не выходил. На следующее утро он принял душ, сбрил седую щетину, надел субботний костюм, затем вошел в кабинет врача и попросил адрес родильного дома. Доктор Розенталь похлопал его по плечу:

— Я знал, что шок подействует на вас благотворно.

Жену он узнал издали — по ночной сорочке. Рот ее был приоткрыт во сне, проблескивала седина в волосах. На глаза его навернулись слезы. В страхе сидел он на стуле и ждал. Пальцы мяли края шляпы, пока наконец госпожа Альдоби не открыла глаза и не улыбнулась ему. Он все еще сидел выпрямившись, воплощая собой ожидание. Но когда медсестра принесла младенца, попытался встать и сбежать. Однако ладонь жены остановила его. Он почувствовал, как его пальцы скользят по шелковистым волосам сына. Слезы комом подступили к горлу, он уже встал, чтобы издать свой предупреждающий вопль, но госпожа Альдоби опередила его и прижала мягкий пальчик их сына к его рту.

Нафтали осторожно присел на кончик кровати, и улыбка замерла на его устах.

Песня восставших в Варшавском гетто.

Врата ущелья ( иврит ) — место, где шоссе от гор Иудеи выходит на приморскую низменность по дороге в Тель-Авив.