Дмитрий Липскеров - Сорок лет Чанчжоэ

Генрих Иванович заулыбался своей сентенции и, пряча улыбку, окунулся в воду с головой.

– Ты же знаешь, что я убиваю кур по другой причине! – сказал Джером, когда полковник вынырнул.

– Кстати! – воскликнул Генрих Иванович. – Я совсем забыл тебе сказать! Сегодня я получил доказательства, что ты действительно сын капитана Ренатова!

– Да? А ты в этом сомневался?

– Больше того, я знаю, кто твоя мать!

– Да?.. Интересно…

– Твоя мать – вдова капитана Ренатова, Евдокия Андревна Ренатова. Ты совсем не сирота, твоя мать жива!

– Хотелось бы узнать доказательства.

– К сожалению, пока я не могу тебе их привести. Но будь уверен: доказательства веские.

– Нет доказательств – нет уверенности! – сказал Джером, на некоторое время задумался и добавил: – Мать только та, которая воспитывает своего ребенка!

– Она бы тебя обязательно воспитала, но произошли в жизни такие обстоятельства, что у нее не было на это возможности!

– Какие такие обстоятельства?

– Я тебе скажу о них, как только смогу.

Джером опять замолчал. Он вспомнил толстую бабу, к которой его когда-то приводили на опознание и которая жалела его со слезами на глазах, предлагая усыновить. – Конечно же, она не моя мать, – решил мальчик и успокоился. – На кой хрен мне нужна мать!"

– У меня есть еще одна новость! – сказал Джером, решив для себя неожиданную проблему.

– Хорошая или плохая?

– Смотря для кого.

– Для тебя.

– Для меня хорошая.

– Говори.

– Был у меня одноклассник. Бибиков была его фамилия. Очень я его не любил!..

Так вот, Бибиков лежит сейчас в морге с перерезанным горлом и выпотрошенный, как рыба перед жаркой. И перья ему выщипали с затылка. Вот такая новость!..

Как эта новость для тебя? Хорошая или плохая?

Дясером увидел, как лицо Генриха Ивановича побагровело, как сжалось в пружину могучее тело атлета.

– Скоро и моя очередь.

– Откуда ты это знаешь? В газетах ничего не было!

– Будет… Спальня Бибикова находилась рядом с моею… К тому же я побывал в морге, конечно, нелегально. Надеюсь, ты меня не выдашь? – спросил мальчик и, получив в ответ утвердительный кивок, продолжал: – Я нашел холодильник, в котором он лежит. Он весь такой синий, у него вспорот живот до самых яиц. Мне даже стало его чуточку жалко. Но когда я представил, что то же самое вскоре будет со мною, то перестал ему сострадать… Кстати, у тебя растут перья?

– Что?.. Ах нет, не растут.

– И у меня не растут. А у других почти у всех проклюнулись.

Неожиданно полковник в одно движение выскочил из бассейна, натянул на мокрое тело мундир и обратился к Джерому:

– Не бойся, с тобою ничего не случится! Я тебе обещаю! Ах ты, Господи, что творится!

– А я и не боюсь. Чего мне бояться!..

Но Генрих Иванович уже не слышал своего приятеля. Он торопился по очень важному делу.

Оставшись один, Джером не спешил вылезать из теплой воды. Он с удовольствием следил за газовыми пузырьками, отрывающимися от его живота и всплывающими на поверхность.

– Все-таки он боров, – подумал про Генриха Ивановича мальчик. – Как медлительна его мысль. Ишь, какой он сегодня был самодовольный! Есть некоторая радость лишать человека уверенности в себе. Это как удар под дых…" Джером проплыл до середины бассейна, а затем обратно.

– Однако пора посмотреть, что будет дальше, – решил мальчик, точно зная, куда направился его великовозрастный приятель. – То-то будет развлечение!.."

– Гаврила Васильевич?..

– Кто там?

– Это я… Генрих Иванович, – ласково сказал полковник Шаллер в щель двери квартиры Теплого. Хотя тело его дрожало от возбуждения и ненависти, он все же старался придать своему голосу доброжелательность, дабы не спугнуть слависта.

– А разве вам не передали рукопись? – спросил Гаврила Васильевич. – Я послал ее с нарочным.

– Передали, передали. Просто я кое-что не сумел разобрать!..

– Странно… Что, почерк не понятен?

Генрих Иванович тихонько выругался.

– Почерк понятен, но смысл ускользает.

Наконец замок на двери щелкнул, и в проем, защищенный цепочкой, высунулась голова Теплого.

– Вы один? – спросил славист.

– Один, – подтвердил Шаллер и улыбнулся. – Я хотел бы просить вас ускорить работу. Если нужно, я заплачу двойную ставку.

Упоминание о деньгах лишило Гаврилу Васильевича бдительности. Он поспешно снял с двери цепочку и посторонился, пропуская полковника в комнату.

– Это крайне сложно – ускорить работу, но я постараюсь сделать…