Дмитрий Липскеров - Сорок лет Чанчжоэ

Постарайтесь поскорее прийти в себя и ни о чем не жалейте! Каждая минута нова, и с каждой новой минутой в нас родится новый человек!.. Прощайте, мой милый Шаллер!

Франсуаз Коти обняла полковника, ласково провела ноготками по его обнаженному животу и поцеловала в подбородок.

– Ах, Франсуаз! – растрогался Генрих Иванович. – Вы – единственная, кто меня понимает! Не уезжайте! Прошу вас! Я люблю вас! Дорогая!..

Он крепко обнял ее за талию, прижался лицом к груди и по-детски, громко вздохнул.

– Ну вот, – с сожалением произнесла девушка. – Две минуты назад вы с пылкостью говорили, что любите сбежавшую от вас жену! А сейчас так же пылко говорите, что любите меня!

Генрих Иванович попытался было что-то ответить, но Коти встряхнула волосами и закрыла ему рот ладонью.

– Вы не любите меня. Просто вам нужно было немножко нежности, и я вам ее дала.

И не спорьте! Это так на самом деле!.. А теперь прощайте!.. Хотите, чтобы я вам написала?

– Конечно!

– Я вам напишу… И передавайте привет вашему мальчишке!

– Какому?

– Который за нами подглядывал. Помните?

Генрих Иванович с какой-то обреченностью кивнул головой и выпустил Франсуаз из объятий.

– Не грустите, – сказала девушка напоследок и ушла, унося с собой навсегда всю эротическую сладость Чанчжоэ.

– Я совсем старый, – подумал Шаллер и облизал губы. – Надо приходить в себя…" – Почему улетели куры? – думал Генрих Иванович, направляясь к китайскому бассейну. – А зачем они приходили?.. Может быть, есть вещи, над которыми не нужно думать? Что-то происходит в жизни, и вовсе не надо размышлять, почему это случилось и зачем. Пришли куры, ушли, пошел снег, дождь… Человек полюбил, человек умер… Нуждаются ли эти вещи в осмыслении?.. – Мысль сбилась и пошла по другому руслу. – Значит, Лазорихиево небо зажигалось вовсе не для меня, а для Елены. И на нее снизошло, и для Теплого засверкало! А я только свидетель!.." Полковник Шаллер стоял над бассейном и с грустью смотрел в него. Китайский бассейн был пуст. Вернее, на дне его поблескивала лужицами вода, но ее было достаточно лишь для купания каких-нибудь головастиков.

– Я же тебе говорил, мельчает бассейн, – сказал Джером, похлопывая Генриха Ивановича по боку. – Ушла водичка!

– Ты был прав. А что теперь делать?

– Господи, вот проблема! – удивился мальчик. – Будем купаться в речке!

– И то верно, – согласился Шаллер.

– Пойдем?

– Не сегодня.

– Ну, как хочешь.

Генрих Иванович сел на край бассейна, свесив в ванну ноги.

– Давай просто посидим.

– Если тебе хочется.

Джером сел рядом.

– Ты знаешь, – сказал он, – я сегодня выбросил из окна ренатовский сапог.

– Почему?

– Мне показалось, что настало время заняться чем-то другим. Можно о чем-то всегда помнить, а заниматься другими вещами.

– Может быть, ты и прав.

– К тому же и куры улетели.

– Я знаю.

– А эту новость ты не знаешь!

– Какую?

– В пятнадцати верстах от города нашли труп Теплого.

– Не может быть! – изумился Шаллер.

– Да-да! – подтвердил мальчик. – Это верно. Причем его убили. И знаешь как?..

Точно так же, как он кончил Супонина и Бибикова. Перерезали горло от уха до уха и затем выпотрошили с особым профессионализмом.

– Вот это новость!.. Кто же это сделал?

– Убийцей мог стать я. Но у меня получилось только ранить его. Одно дело – сворачивать шеи курам, а другое – вырезать у человека печень. – Джером усмехнулся. – Мне кажется, что Теплого убил самый добрый человек города…

– Кто же?

– Доктор Струве.

Генрих Иванович кивнул:

– Конечно-конечно.

– Ты что, знал об этом?

– Догадался. Доктор увез мою жену.

– Так вот кто был третьим в машине!

– Ты видел их?!

– Ага. Они взяли учителя в попутчики и, вероятно, где-то в дороге прикончили его.

– Ну и хорошо, – уверенно сказал Шаллер. – Так, наверное, и должно было случиться!..

Они некоторое время посидели молча, глядя, как булькают на дне пересыхающего бассейна пузырики.

– В городе говорят, что куры улетели не к добру.

В данной ситуации куры, как крысы, первыми сбежали с тонущего корабля.

Говорят, что с городом случится какая-то катастрофа!

– Глупость какая!

– Глупость не глупость, а люди уезжают из Чанчжоэ. Бросают все – и дома и пожитки! Боятся кары Господней!

– А кара-то за что?

– Не знаю. Так митрополит Ловохишвили говорит.. . Может быть, пойдем посмотрим, как разъезжается город?

– Ну что ж, пошли. А лучше поедем в авто…