Дмитрий Леонтьев - Охотники за удачей

— Но она же еще совсем маленькая… Ребенок…

— Все, Гриша, некогда мне с тобой базарить. Мы и так опаздываем. Если тебе так приспичило порассуждать по этому поводу, поговорим завтра, когда все кончится. Тогда все будет выглядеть совсем иначе. А пока присматривай за ними. Юрика я оставлю внизу, наблюдать за входом… Ну, пожелаем друг другу удачи.

Она нам сегодня понадобится…

Когда голос Смокотина смолк и шаги его затихли в отдалении, Сидоровская отошла от двери и, припадая на покалеченную ногу, приблизилась к окну. В вечерней полутьме она различила четыре фигуры, выходящие из подъезда и садящиеся в машину. Загорелись габаритные огни, хищно заурчал мотор, и машина направилась в сторону города. «Она сделает все, что ей прикажут, — подумала Сидоровская. — На помощь она не позовет…»

Она беспомощно огляделась. В самом темном углу, на диване, сидела, поджав под себя ноги, шестилетняя дочь Бородинской и широко распахнутыми глазами смотрела на нее. Сидоровская нашла в себе силы ободряюще улыбнуться ей.

— Они уже ушли? — шепотом спросила девочка.

— Нет, они еще здесь, — сказала Наташа. — Но ты не бойся, они ничего тебе не сделают… Ты как, в порядке?

— Мне страшно… Очень страшно… Где мама?

— Она… уехала. Теперь нужно выбираться и нам.

— А мама?

— Если мы выберемся отсюда, постараемся помочь и ей… Нужно что-то придумать… Обязательно нужно что-то придумать…

— Она шагнула к девочке и тут же вскрикнула от острой боли в покалеченной ноге. С трудом удержавшись, чтобы не упасть, она кое-как добралась до дивана и, осмотрев ногу, обреченно покачала головой:

— С такой ногой я далеко не уйду. Перелом или трещина в кости… Какие же сволочи!.. Но что делать? Что делать?

Комната, в которой они находились, представляла собой небольшую кладовку, заваленную мебелью, которой не нашлось места при дизайне дома — диван, пара кресел, трельяж, старые ковры и несколько стульев. Дверь, за которой, как она знала, находился горилообразный бандит-охранник, и окно, открыть которое можно было, только выбив раму.

— А ведь ты пролезешь в него, — задумчиво глядя на племянницу, сказала Сидоровская. — Только прыгнуть не сможешь. Этажи высокие, внизу кусты… Послушай, маленькая, я хочу, чтобы ты сделала для меня одну очень важную вещь… Ты ведь не испугаешься темноты, малышка?

— Испугаюсь, — ответила она, — Не оставляй меня одну, тетя Наташа. Я так боюсь, что умру со страху, если ты уйдешь…

— Я не уйду, маленькая, не уйду. Сейчас мы с тобой найдем здесь какие-нибудь тряпки, свяжем из них веревку и попытаемся спустить тебя вниз… Подойди к окну. Не бойся, я здесь, с тобой… Видишь, вон там, справа, начинается лес? Когда я тебя спущу вниз, ты должна будешь быстро-быстро бежать к нему. Забежишь как можно дальше и затаишься. Тебе будет очень холодно и страшно, но ты должна будешь сидеть там до тех пор, пока не рассветет…

— Но, тетя Наташа…

— Подожди, не перебивай. У нас очень мало времени, и если ты будешь меня перебивать и капризничать, то… я обижусь. Если тебя будут звать, ты не должна откликаться, поняла? Ни в коем случае не должна откликаться и идти к тем, кто тебя зовет. Что бы они ни говорили, как бы ни упрашивали — не ходи к ним. Это враги. Поняла?

«А ведь она не сможет позвать на помощь, — с острой тоской поняла Наташа. — Будь она постарше хотя бы года на три, можно было бы еще надеяться, объяснить ей все, дать инструкции… Но ей всего шесть лет, и все, что можно от нее требовать — это как можно лучше спрятаться. Спрятаться и, может быть, спастись… Когда я подготовлю веревку и высажу эту чертову раму, раздастся грохот, они прибегут сюда и спустить девочку я не успею. А если ей удастся добежать до леса, найти ее будет невозможно. Утром она доберется до города… А потом?.. Господи, а ведь нас к этому времени уже не будет в живых… Какой кошмар — знать, что через несколько часов ты умрешь и шансы на спасение ничтожны… Да их попросту нет! Нет… Тихо! Спокойно, не паникуй! Тебе нельзя паниковать. Ты сейчас должна собрать в кулак всю волю и выжать из ситуации все, что только можно. А можно не так уж и много. Звать на помощь бесполезно — до города шесть километров, место тихое, безлюдное, кричи — не кричи, никто не услышит… Сережа, Сережа, как же не вовремя ты уехал! Ах, если бы ты был в городе! Почувствовал бы беду, бросился искать меня… Ведь обязательно почувствовал бы! Он любит меня, а я… Я дура!.. Спокойней, спокойней, держи себя в руках. Думай, думай! В милицию ей идти нельзя. Эти подонки говорили о полковнике Бородине как о своем покровителе. Кто еще с ними завязан, я не знаю, а рисковать нельзя. Даже если послать к кому-то из Сережиных друзей, то где гарантия, что Бородин не сможет до нее дотянуться? Он — начальник, он сможет создать благоприятную ситуацию для того, чтобы расправиться с ней, и никто не сможет ему помешать. То, что он "перевертыш" и негодяй, надо еще доказать, а это так быстро не делается. Нет, в милицию сейчас ее направлять опасно… Тогда куда? Где она будет в безопасности? Кто сможет ее защитить и воспользоваться информацией, чтобы… Господи, как же страшно об этом думать! Чтобы узнать, что с нами случилось, и отомстить за нас… У близких ее будут искать. Требуется решение необычное, чтобы никому и в голову не пришло искать ее там, и тем ни менее, чтобы это был сильный и надежный человек. Человек, который спосо… Врублевский! Володя Врублевский! Он бандит, но он враг Шерстневу, и он — настоящий мужчина. Если такие, как он, берутся кого-то охранять, то скорее погибнут сами, но не предадут и не струсят. Он ведь действительно немного «варвар», а у таких людей есть уникальные, давно утраченные в цивилизованном мире обязанности перед теми, кто в них нуждается, чувство чести, отвага… В конце концов я просто знаю, что он сумеет ее защитить и передаст Сидоровскому… Они же враги… Они ненавидят друг друга… Но он все равно защитит ее и, дождавшись Сидоровского, расскажет ему все. Слава Богу, что есть еще такие "варвары"…»