Михаил Шахназаров - Слева молот, справа серп

– А я тебе говорил!!! Говорил, чем эта авантюра закончится.

– Она еще не закончилась. И не говорить нужно, а думать.

– Уже думаю, Рома. Может, в бега податься?

– Куда-куда податься?! В этой стране бегать удавалось только революционерам. Да и то не всем.

– А какую статью нам клепать будут, как думаешь?

– Думаю, что хорошую.

– Бл. дь, можно хоть в такие моменты не шутить?! – заорал Андрей. – Можно нормально ответить?

Отдыхающие удивленно поглядывали на покрасневшего, громкоголосого блондина. Рома хранил спокойствие:

– Я не работник прокуратуры. Откуда мне знать, какую статью нам предъявят? Мошенничество, наверное.

Хузин набрал телефон редакции. Зоя, в отличие от Светы, не рыдала. Сообщила, что товарищи провели обыск в их кабинете, а в данный момент беседуют с Матвеичем. Посоветовала ехать в милицию самим и держать себя в руках.

– Зою слушаю редко, но здесь она права. Едем в ментовку сдаваться.

– А может, это комитет за нами приходил? – шепотом произнес Марьин.

– Интересуй мы комитет, они бы нас с водного велосипедика сняли. Да и какое отношение комитет имеет к таким делам? Мы же не за валюту лекарства Шнапсте продавали.

– Но ведь статью о гонадотропине зарубили. Вдруг препарат занесли в разряд секретных разработок?

– Даже если и занесли, он весь в ягодицах этого полоумного.

– Оно верно. Но выпить еще надо, Рома. Может статься, что водку мы в следующий раз лет через пять увидим.

– Это да. Зато сэкономим. И по деньгам, и на здоровье.

«Московская» казалась вкуснее обычного. Друзья аппетитно закусывали хрустящими маринованными огурчиками и бутербродами с рыбным паштетом. Мысленно Рома настраивал себя на благой исход. Думы Андрея были далеки от оптимизма. Он и не припоминал, когда в последний раз испытывал такое чувство страха.

– Ромка, а мы ведь сейчас на трамвай, да?..

– Можем и на такси шикануть.

– Я не про то. Конечная остановка шестого трамвая аккурат напротив следственного изолятора. Символично, правда?

– Очень. Практически от ворот зоопарка к дверям следственного изолятора. Его, кстати, обезьянником называют.

– Я не это подразумевал. Здесь жизнь, Ром! Праздник здесь! Карусели, водные велосипеды, шашлыки, тот же зоопарк. А мы сейчас поедем туда, где она заканчивается, понимаешь?

– Понимаю. Но и там жизнь. Мой сосед Коля Реденко, которого я знаю со второго класса, отсидел девять лет за убийство. До зоны он знал алфавит и песню из передачи «Спокойной ночи, малыши». После отсидки цитировал Байрона, мог поспорить с некоторыми постулатами Фрэнсиса Бэкона и Сенеки.

– Рома, мне иногда кажется, что ты и вправду полный долбо.б. И не надо мне про массу свободного времени в зоне, которое дает шанс пополнить пробелы в образовании. Про режим, который укрепляет здоровье. Не надо, Рома! Мне ближе вот эта жизнь. Без клетки и прогулок по расписанию.

– Андрюш, не рано ли ты сдаваться собрался? Нас ведь могут сегодня же и отпустить. Не такие мы особо опасные.

– А если не отпустят?

– Есть еще два варианта. По закону нас могут держать в изоляторе трое суток. По их истечении либо отъезд в централ на все время следствия, либо подписка о невыезде.

– Теперь я начинаю понимать людей, которые там на шнурках вешаются и вены заточенными ложками вскрывают.

– Угу. Выказывая таким образом любовь к своим женам и детям. Возьми себя в руки, Андрюша. Вешаются и вены режут убийцы, насильники и другие товарищи, которым светит пятнаха или «вышак».

Переполненный трамвай медленно скользил по накаленным рельсам. В открытые окна врывались струи теплого ветерка. Из конца вагона слышались распевы Африка Симона и чье-то неумелое подпевание. Взявшись за поручни, Андрей с Ромой молча раскачивались в такт движению вагона. Упитанная бабулька в сарафане веселенькой расцветки, улыбнувшись, решила полюбопытствовать:

– Никак на свидание собрались, красавцы?

– В тюрьму, бабуль, – ответил Рома.

– Шутники. Кто же в тюрьму сам едет? В тюрьму, в нее забирают.

– Несознательных забирают. А сознательные сами сдаются, – вздохнул Рома.

– Никак и вправду чего натворили?

– Если бы вы хоть изредка подходили к стенду «разыскиваются», таких вопросов бы задавать не стали. Просто… Нельзя всю жизнь от правосудия скрываться. Хоть какие-то остатки совести и у нас, рецидивистов, имеются.

Поминая святых угодников, старушка привстала и с трудом протиснулась к выходу. Марьин с гримасой неудовольствия покачал головой. Вагоновожатый объявил конечную остановку, и трамвай медленно притормозил у стен старинного желтоватого здания. Выпрыгнув на брусчатку, Рома закурил.