Говард Немеров - Игра на своем поле

– Ерунда! Немного увеличим ассигнования на военный бюджет, и все будет в порядке. Так какой секрет вы хотели мне поведать?

– Только прошу вас, не раздувайте из этого политическое дело. Я вас немножко знаю, вы ведь не прочь пошуметь насчет честности и принципиальности. Так я хочу, чтобы вы этого не делали. Вы вправе передумать или остаться при прежнем мнении, но дайте слово: то, что я вам расскажу, дальше не пойдет. Кстати, это тоже в ваших интересах, так как сомневаюсь, чтобы вам или мне поверили, если мы открыто выступим с разоблачением.

Солмон поднялся на локте и пристально поглядел на Чарльза.

– Даю слово, – наконец произнес он, – ради вас, Осмэн. Я вижу, вы не успокоитесь, пока не расскажете вашу новость. Держу пари, что я потом об этом пожалею.

– Знать и молчать – прекрасная тренировка воли, – сказал Чарльз. – Знаете, я сам был бы рад воспользоваться сейчас этой мудростью. Итак… Мальчишка получил взятку у каких-то темных дельцов, чтобы завтра не участвовать. Я бы этому не поверил, если бы не имел вещественных доказательств.

Леон Солмон широко ухмыльнулся, лицо его приняло хищное выражение.

– Да кто бы поверил, а? – воскликнул он радостно. – Кто бы поверил?

– Его мучила совесть, возможно, вследствие изучения им теории современной этики. – Чарльз не мог удержаться от этой шпильки. – Так просто отказаться играть было нельзя, и вот он решил провалиться на зачетах и, следовательно, выбыть из игры.

– Сколько же ему дали?

– Пятьсот долларов авансом. А после так называемого состязания обещали еще полторы тысячи.

– За две тысячи монет я продал бы всю историю европейской мысли, от Возрождения до наших дней, – сказал Солмон, – но мне никто взятки не даст. Вечный музыкант на чужих свадьбах! – Он вздохнул. – От такого разоблачения мог бы взлететь на воздух весь этот храм науки, а что?

– Но он не взлетит, – резко остановил его Чарльз. – Вы обещали. Не забывайте, на карту поставлено будущее молодого человека. Тем более что денег он не возьмет – этот вопрос мы, по-видимому, урегулируем еще сегодня. Я должен кое с кем встретиться и вернуть аванс. И если Бленту разрешат участвовать, он чист при любом исходе игры. Теперь вам понятно, почему необходимо допустить его?

– Он к вам пришел и во всем покаялся?

– Да, сразу после того, как я вам звонил.

– Пришел небось весь в слезах?

– Да, – неохотно подтвердил Чарльз. Солмон, казалось, был доволен.

– Ведь ему же выгоднее, чтобы его не допустили? Не играл – и баста!

– Нет, для него это вопрос совести. Он считает, что обязан любым путем искупить свою вину, если это вообще возможно. И я с ним согласен. Иначе ему нельзя.

– М-да, вопрос совести… – повторил Солмон и задумался, потом он рассмеялся. – И нужно все на свете перевернуть только ради того, чтобы Блент участвовал в игре. И кое-кому стало бы очень не сладко, если бы он вдруг заявил, что ему это вовсе не нужно.

– Да, и это надо учитывать.

– Ничего себе – вопрос совести! С такой совестью я мог бы стать королем.

– Бросьте! – сердито прервал его Чарльз. – Первозданной чистоты вам надо, что ли, черт побери? А вы в молодости никогда не совершали ошибок? Ну хорошо, малый оступился, значит надо теперь затоптать его в грязь, этого вы хотите, да?

– И он каялся, и плакал, и обещал исправиться и вернуть все злато, добытое нечестным путем?

– По существу, так.

– И вместо того чтобы позвать поли-

цию, вы сказали: «Иди и впредь не греши»?

– Да, если вам угодно.

– Понятно. – Солмон смерил Чарльза пристальным взглядом, от которого тому стало неловко, и сказал, поднимаясь с кушетки: – Дайте сюда ваш стакан!

Они снова направились в кухню. По дороге Чарльз заметил миссис Солмон, притаившуюся в темном углу передней. Она ничего не сказала, только посмотрела им вслед. «Словно дикая кошка, – раздраженно подумал Чарльз. – Пошла бы лучше отдохнула». А Солмон даже не взглянул в ее сторону.

– Вас испортило христианство, – сказал он, подойдя к раковине и глядя на Чарльза, – как, вероятно, всех нас, но вас – даже больше, чем меня.

– Возможно, – сказал Чарльз, – но я атеист.

– Я имею в виду не религию, а кое-что поважнее, – пояснил Солмон. – Мы учим тому, что нам приказывают, и постепенно перенимаем эту науку сами. Но нам всегда это будет претить, потому что, по существу, мы учим тому, во что сами не верим.

– Да и они не верят, успокойтесь!

– Ошибаетесь. Они верят в свою силу, а движет ими самодовольство, присущее победителям. Это они создали историю, философию, поэзию, а мы с вами зарабатываем себе на нищенское пропитание тем, что прославляем их, и за то едим их хлеб и пьем их вино. – Солмон протянул Чарльзу стакан.– Берите, пейте свое вино! И да раскроет оно вам все тайны футбола!