– Нам не нужна ваша дружба на таких условиях, мистер Осмэн! На таких условиях вы не должны были ее предлагать. Он не переменит своего решения; мне этот день стоил уже и стонов, и слез, и таблеток от головной боли. Я знать не желаю, что он вам обещал, я никому ничего не обещала! И если я услышу еще хоть одно слово, пойду и сообщу куда следует о вашем футболисте!
– Вы этого не сделаете, я надеюсь, – сказал Чарльз.
– Я знаю, на что вы надеетесь… – вырвалось у нее с горечью.
– Мне очень неприятно, Осмэн, что вам пришлось все это выслушать, – сказал Леон.
Она тут же подхватила:
– Вот видите, какой он надежный друг?
У входа позвонили.
– Майра, посмотри, кто там! – сказал Леон жене.
– Не пойду! Даже если это ангел божий, по мне, он может остаться за дверью!
– Тогда я пойду сам. – Солмон запахнул халат и, решительным движением затянув пояс, направился в переднюю. Чарльз и Майра молча переглянулись. Звонок задребезжал еще настойчивее. Солмон отпер дверь и отступил назад, и Чарльз понял, что случилось то, чего он со страхом ждал вот уже минут пятнадцать: Герман Сэйр и сенатор Стэмп, потеряв терпение, решили взять инициативу в свои руки. За ними, как сократовский возничий, с трудом сдерживающий двух взнузданных коней души (Мифологический образ Платона: «колесница души», запряженная парой коней – «пылким» и «вожделеющим» – и управляемая возничим – разумом), шел ректор Нейджел с таким выражением муки на лице, словно его тошнило.
Чарльз с сердитой усмешкой посмотрел на Майру Солмон.
– Спадите, засовы, распахнитесь, врата вечности, ибо грядет царь вселенной!
– Кто этот царь? – в тон ему насмешливо спросила Майра.
– Тот, кто на стороне больших батальонов! – ответил Чарльз.
Приход сенатора и Сэйра в сопровождении ректора к Солмону можно было объяснить их беспокойством и растущим нетерпением; однако основным побудителем явилось, вернее всего, виски. Чарльз видел, что оба лидера сильно пьяны (очевидно, по милости Нейджела, несколько перестаравшегося в своем гостеприимстве). Оставалось выяснить, какие они во хмелю: свирепые или добрые, хотя, судя по их виду, первое предположение было более чем вероятно.
Началось с того, что Леон Солмон встретил гостей отнюдь не любезно, едва не захлопнув дверь перед их носом. Но они налегли на дверь и оттеснили его в сторону.
– Мы все равно войдем! – произнес мистер Сэйр тоном шерифа из ковбойского фильма.
А сенатор Стэмп прибавил:
– И вам будет полезнее, если вы посторонитесь, молодой человек!
Они быстро прошли в переднюю, где на миг столкнулись с Чарльзом и Май-рой, и, обменявшись с ними хмурыми взглядами, направились в гостиную. Туда же последовали все остальные. Ректор Нейджел, задержавшись в дверях с Солмоном, сделал жалобную мину и повел плечом, как бы принося извинения.
– Это мой дом, – сумел выговорить, наконец, Леон, – вы не имеете никакого права врываться сюда! – закончил он почти с криком.
«Она права, – подумал Чарльз, – он и в самом деле истерик».
– Дом принадлежит не вам, а колледжу! – сказал Сэйр.
– И я буду вам признателен, если вы перестанете топтать игрушки моих детей! – вне себя от бешенства выкрикнул Леон. – Клянусь богом, вы мне заплатите по десять центов за каждый пластмассовый «кадиллак»! Я не шучу! – добавил он неизвестно зачем.
Как ни комично, но это явилось нешуточным предупреждением, ибо присесть в комнате было негде. Никто не решался воспользоваться плетеными стульями из риска потерять собственное достоинство, и, как в головоломке с волком, козлом и капустой, ни одного из присутствующих нельзя было посадить с двумя другими на кушетку. Ходить по комнате или даже сделать лишний шаг по полу, заваленному одеждой и игрушками, тоже казалось небезопасным, поэтому все стояли, словно восковые фигуры в паноптикуме, и злобно взирали друг на друга.
Вдруг миссис Солмон бросилась на колени и с яростью принялась сгребать в кучу игрушки и детскую обувь.
– Не трогай ничего, Майра! – закричал Леон, и она опустила руки, но с пола не поднялась.
– Ну и жилье… – пробормотал мистер Сэйр, осматриваясь по сторонам.
– Хотите меня пристыдить? Что ж, любуйтесь! – вскричала Майра.
– Нет, это не тебе должно быть стыдно! – проговорил с каким-то неистовством ее муж. – Они знают, почему мы так живем. Мы так живем потому, что мы – обслуживающий персонал. Им должно быть стыдно!
– Перестаньте! – беспомощно взмолился ректор, и все сразу посмотрели на него, а он не знал, что сказать еще.
Читать дальше