Юлия Франк - На реках вавилонских

— Фирму?

— Ну, это выражение вам наверняка известно. Госбезопасность, — это и есть Фирма. — Грит Меринг уткнулась локтем в колено и подперла подбородок рукой с сигаретой. Так ей удавалось легко затягиваться, не меняя позу.

— Как вы это заметили?

— Ну, это было совершенно очевидно. В соседней квартире жила пожилая супружеская пара, мои письма вскрывались, и в один прекрасный день я застигла эту женщину, когда она стояла возле почтовых ящиков и поспешно комкала какое-то письмо. Это письмо я потом нашла в мусорном баке.

— Это и были репрессии, которым вы якобы подвергались? — У рыжеволосой вырвалось рыдание, но она храбро продолжала курить свою сигарету, вытерла слезы на глазах и заговорила опять:

— Позднее я видела в глазок, как они стояли под моей дверью и подслушивали, когда у меня бывали гости. После этого меня не допустили к учебе на юриста, а моей дочери, несмотря на хорошие отметки, не позволили сдать экзамен на аттестат зрелости. — Пока секретарь печатала, я, опасаясь что — то упустить, делал себе пометки шариковой ручкой. Подобных случаев насчитывались десятки.

— А когда я вздумала спросить, почему по моему поводу приняты только отрицательные решения, тогда Фирма тоже стала задавать мне вопросы, давно ли я дружу с тем или с этим, а бывало, они предъявляли мне полную запись разговоров.

— И вы все время жили на Димитровштрассе, дверь в дверь с этой супружесткой парой.

— Нет, они ведь тоже не дураки. В один прекрасный день эту супружескую пару заменили, и вместо нее туда вселился одинокий молодой человек. Я вам скажу: нас насторожило уже то, что он один занимал квартиру из четырех комнат, тут поневоле станешь недоверчивым. Ведь коммунальное жилищное управление, как правило, старается соблюдать справедливость при распределении квартир.

— Вы полагаете, что новый сосед тоже был шпиком?

— Я в этом уверена, Сначала он стал клеиться к моей дочери и ее выспрашивать.

— Сколько лет было тогда вашей дочери?

— Да все это было не так давно, года четыре назад, ей было тогда пятнадцать.

— А где ваша дочь теперь?

— Она захотела остаться там. Как раз завела себе друга. Сами понимаете: вдвоем убежать не так-то легко.

— Что вы подразумеваете под словом "клеиться"?

— Ну, он вступил с ней в связь. Она делала аборт. Несовершеннолетняя. Наверно, вам не надо объяснять, что это значит для матери. Да, а потом я его застукала, когда он рылся у меня в шкафу. Не спрашивайте меня, почему моя дочь вообще еще пускала его к нам в квартиру. Сама я целый день на работе, а тут вот как-то получила больничный лист и уже в десять утра вернулась домой.

— Возможно, это он просто из любопытства.

— Нет, не просто из любопытства. Он к тому же был еще глуп. Когда все это уже миновало, она, моя дочь, рассказала мне, что он пытался ее завербовать.

Я вопросительно взглянул на рыжую.

— Конечно, работать на Фирму.

— И этот человек все еще там живет?

— Да я понятия не имею, где он теперь засел. Оттуда он съехал. И это я ему настоятельно советовала. Такое свинство.

Я заглянул в бумаги.

— Хотите знать его фамилию?

— Минутку, минутку, все по порядку. Кто въехал потом в соседнюю с вами квартиру?

— Семья с тремя детьми. Но я вам кое-что скажу: они тоже в этом участвовали. Я не конца уверена, но почти уверена.

— Когда вы решили бежать? — Чтобы не прерывать излияния рыжей, я молча протянул ей сигарету и высек огонь. Мисс Киллибегз принесла кофе, а Линн поставила чашки.

— Примерно в то время, но вы же понимаете, такому решению надо дать созреть. А моя дочь была еще несовершеннолетней. Там у меня перспектив не было. Учиться в университете мне не давали, а чертежницей меня никто на работу не брал. Да, это все интриги. Я знаю сотни людей, которые в то время получили работу. И могу вам сказать: они были не лучше меня. Только мне всегда отказывали, не объясняя причин. Один раз меня взяли почтальоншей, но ведь это не жизнь, верно? — Она затянулась сигаретой и терпеливо ждала, пока я перестану писать шариковой ручкой на лежащей передо мной бумаге. Дело было не в том, что я не доверял секретарю, просто я боялся потерять нить и записывал основные данные, чтобы в случае сомнений иметь возможность спросить.

— Вы не дадите мне еще одну? — Она указала на сигареты.

— Разумеется. — Я встал и подал ей сигареты. Когда я держал перед ней зажигалку, она неуверенно улыбнулась мне, глядя снизу вверх.

— Не беспокойтесь, — сказал я, вернувшись за письменный стол. — В случаях, подобных вашему, процедура принятия совершается быстро. — Я услышал, как она облегченно вздохнула у меня за спиной.