— Большое спасибо, большое спасибо, молодой человек, — сказал он и вручил Алексею подарок. Он взял его за плечи и подтолкнул к лесенке, ведущей вниз со сцены.
— Так, дети мои, времени у нас уже мало, мы ведь не собираемся весь вечер слушать стихи, верно? — Он засмеялся. На сей раз он не стал ждать аплодисментов, а достал из мешка следующий пакетик и вручил его какой-то девочке за стихотворение из двух строчек. Эта пара быстро разделалась с остальными детьми. Дорейн уже не пришлось читать стихи. Она еще не успела открыть рот, как священник дал ей пакетик, в то время как доктор Роте уже подавал жене пальто и прощался с руководством лагеря, со священником и еще несколькими людьми. Дорейн держала подарок так, словно это была какая-то хрупкая вещь. Она споткнулась и растянулась во всю длину. Зацепившись, очевидно, за электрическую гирлянду, она увлекла за собой рождественскую елку. Свет ненадолго замигал, потом все гирлянды и звезды в зале дружно погасли. Остался гореть только неоновый свет, и пока несколько женщин возились с девочкой, пытаясь ее поднять, доктор Роте с женой успели шмыгнуть в дверь. Немного погодя иллюминация зажглась снова. Кто-то заменил пробки. Помощницам стоило немалого труда поставить елку обратно, кое-что из елочных игрушек разбилось. Электрическая гирлянда не горела.
Я видела, как Дорейн оттолкнула руки священника и его жены, оставила их, где они стояли, и проложила себе путь к тележкам с едой. Там расположились помощницы и раздавали порции гуся с красной капустой и клецками. Слышался стук ножей и вилок. Разговаривали мало. Я прошептала Хансу: "Ты хочешь чего-нибудь?" Но Ханс молчал. Только в этом его дочь была похожа на него. Однако когда они сидели рядом, она оказывалась на голову выше. Она принесла себе полную тарелку и уплетала клецки, глотая их почти целиком. Между тем запахло горелым пластиком. Я протискивалась мимо чьих-то плеч, сквозь чьи-то разговоры, но, казалось, никто не обращал внимания на запах паленого. Все новые и новые люди становились в очередь. Я сама уже отказалась от этой мысли. Я нерешительно огляделась. Елка, похоже дымилась. Я подошла ближе и услышала потрескивание. Что-то светилось и разбрызгивало искры, которые плясали вокруг дерева, взлетали вверх, какое-то время парили в воздухе и гасли. От елки постоянно отделялись тлеющие частицы и кружились над головами людей. Сильно пахло хвоей. Словно при замедленном кинопоказе, я увидела, как жена священника сделала шаг к елке, потом в ужасе отпрянула. Она загребала воздух руками и наткнулась на одну из помощниц, которая оттащила ее подальше от горящего дерева. Группы людей, еще недавно спокойно стоявшие в очередях к тележкам с едой, пришли в движение и смешались. Кричали только дети, скорее радостно и взволнованно, чем испуганно. Взрослые стояли вокруг огня и молча наблюдали, как искры превращались в языки пламени. Вместо потрескивания теперь слышался шорох, а также звук, похожий на хлопанье крыльев.
Только один раз мне удалось взглянуть сквозь тесно сгрудившуюся толпу в дальний угол зала. Ханс прикрыл руками рот, возможно, он смеялся, его темные глаза отражали сияние огня.
Там, пленившие нас требовали от нас слов песней. Как нам петь песнь Господню на земле чужой (англ.).
Попытай счастья со мной (англ.).
Перевод И. Миримского.