Тони Моррисон - Песнь Соломона

Иисусе милостивый! В середине двадцатого века человек ломает голову, пытаясь объяснить себе поведение призрака. Впрочем, что тут такого? Ведь существует факт, известный всем: Пилат родилась без пупка. Поскольку это правда, значит, все, что угодно, возможно, в том числе и призраки.

Он уже подходил к дороге, ведущей в город; становилось темно. Молочник поднес к глазам руку, посмотреть, который час, и вспомнил: Грейс не отдала ему часы. «Черт бы тебя взял, — пробормотал он вслух, — я так все вещи растеряю». Он остановился, неуверенный, вернуться ли за часами сейчас или прийти за ними в другой раз. Если сейчас, то возвращаться в город он будет в полной темноте. Тогда, вздумай Гитара на него напасть, он совершенно беззащитен. Но с другой стороны, очень уж хлопотно полностью пройти вторично весь этот путь — на машине тут не проберешься, — причем завтра, именно в тот день, который он назначил для отъезда. Но Гитара может…

Нельзя допускать, чтобы он определял и направлял все мои действия, решал, куда и когда мне идти. Если я сейчас так поступлю, я буду поступать так всю жизнь, и он меня сживет со света.

Он не знал, как быть, но все же решил, что из-за часов возвращаться не стоит. Зачем они ему? Узнать, который час, а это, в общем-то, неважно. Он стряхнул с усов крошки печенья, свернул на шоссе и увидел: сизовато-зеленый силуэт дерева, а на его фоне — Гитара. Он стоял, вернее, привалился к стволу хурмы. Молочник остановился и с удивлением заметил, как спокойно, четко бьется сердце — он совсем не боялся. А впрочем, Гитара ведь просто чистил ногти вполне безобидной спичкой. Если у него и есть с собой оружие, он его прячет — в куртке или брюках.

Они смотрели друг на друга примерно с минуту. Нет, меньше. Ровно столько, сколько нужно, чтобы у каждого из них биение сердца вошло в тот же ритм, что у другого. Гитара заговорил первым:

— Мой человек.

Молочник пропустил мимо ушей это странное приветствие.

— В чем дело, Гитара? Будь любезен, объясни мне, что случилось?

- Ты забрал золото.

- Какое золото? Там никакого золота не было.

- Ты забрал золото.

— Да не было его в пещере. Я там все облазил на карачках, в яму эту залез. Собственными руками обшарил…

- Ты забрал золото.

- Чокнутый ты, Гитара.

- Нет, совсем не чокнутый. Но злой.

— Да не было там никакого золота! — Молочник еле сдерживался, чтобы не заорать.

- Я же видел тебя, ублюдок.

- Ну и что я делал?

- Зацапал золото.

- Где?

- В Данвилле.

- Ты видел меня в Данвилле с золотом?

- Вот именно: я видел тебя в Данвилле с золотом.

- Брось дурака валять. Что я с ним делал, с этим золотом?

- Отправлял по железной дороге.

- Отправлял по железной дороге?

- Во-во. Может, хватит пудрить мне мозги? Ты такой же скупердяй, как твой папаша. Разве не так?

На глаза Гитаре попался последний кругляшок печенья, который Молочник держал в руке. Он нахмурился и шумно задышал.

— Гитара, я не отправлял золото по железной дороге. Его ведь не было, что же я мог отправить? Не выдумывай, ты этого не видел.

— Видел, детка. Я был на станции.

— На какой еще станции, чтоб ей сгореть?

— На товарной станции в Данвилле.

Тут Молочник вспомнил, как он собирался попрощаться с преподобным Купером и искал его повсюду. Как зашел на погрузочный пункт, поглядеть, ушел ли уже Купер, и там помог старику грузчику взгромоздить огромный деревянный ящик на весовую платформу. Он засмеялся.

— Ну и муть! Да там вовсе не золото было, Гитара. Я просто помог человеку поднять тяжелый ящик. Он попросил меня, и я ему помог приподнять эту здоровенную дуру. А потом я сразу ушел.

Гитара снова взглянул на печенье, затем Молочнику в глаза. Ничто не дрогнуло в его лице. Молочник понял: его слова неубедительны. Говорит-то он чистую правду, а похоже на ложь. И ложь нескладную. Кроме того, он знал: ни разу в жизни Гитара не видел, чтобы Молочник кому-то помог, тем более незнакомому; мало того, он помнил — они даже обсуждали это, и обсуждение началось так: Молочнику приснилась мать, она погибала, а он не стал ее спасать. Гитара обвинил его тогда в эгоизме и в равнодушии к людям, сказал Молочнику, что он несерьезный, что у него отсутствует чувство товарищества, начисто отсутствует. И вдруг Молочник утверждает, будто добровольно, без малейших уговоров, помог незнакомому белому старику поднять большущий, тяжелый ящик. Но это правда. Правда. И он это докажет.

— Гитара, как ты думаешь, почему я здесь? Если я отправил золото домой, то почему я оказался здесь, да к тому же в такой одежде? По-твоему выходит, я, как дурак, брожу по всей стране, отгрузив куда-то ящик с золотом? Зачем, спрашивается? На кой хрен мне отправлять куда-то золото, а затем являться сюда?