Джойс Оутс - Блондинка. Том II

— Ты обещаешь, Уайти? Чтобы никому! Когда я… — тут она запнулась, из деликатности не хотелось говорить умру, даже уйду для Уайти не годилось, — ну, что ты загримируешь Мэрилин? В самый последний раз?

И Уайти ответил:

— Обещаю, мисс Монро.

Ей снилось, что она беременна от Президента, носит его ребенка под сердцем. Но с этим ребенком что-то неладно. Ее наверняка обвинят в убийстве, таблетки, которые она принимает, изуродовали плод в матке. А сам этот плод был не больше какого-нибудь морского конька, плавающего в темных глубинах. И Президент, хоть и был правоверным католиком и отрицал аборты и противозачаточные средства, очень боялся скандала на государственном уровне, а потому следовало удалить этот изуродованный плод из ее матки хирургическим путем, и немедленно.

Но я же знаю, это всего лишь какой-то безумный сон, твердила она себе, просыпаясь каждые полчаса в холодном поту. И сердце ее бешено билось, и она вся дрожала от страха, зная, что один из них (Дик Трейси, Джиггз, Багз Банни, Снайпер?) уже вошел к ней дом. И собирается усыпить ее хлороформом (ведь они точно усыпили ее хлороформом тогда, в нью-йоркском отеле, и в коматозном состоянии и черном пластиковом дождевике с капюшоном доставили в аэропорт, на рейс в Л. А.). А потому она в полном отчаянии все набирала и набирала номер Карло, зная, что тот не подходит к телефону. Но набирать номер Карло — уже одно это служило неким утешением, как молитва. И гордость не позволяла подумать о том, сколько еще женщин и мужчин набирают номер Карло, обезумев от ночных кошмаров.

Но позже, тем же днем, она уже окончательно проснулась и со всей отчетливостью поняла: Это реальная жизнь! Никакая не сцена. А проснулась она оттого, что звонил телефон; и она сняла трубку и произнесла бездыханным и приветливым девичьим голоском:

— Слушаю? Алло? Кто это? — (ее номера не было в телефонных книгах, его знали лишь самые близкие люди или же те, от кого зависела ее карьера). Но в ответ доносилось лишь слабое потрескивание и пощелкивание на линии, означавшее, что ее телефон прослушивается и что где-нибудь поблизости, за углом или в тихой аллейке за соседним домом, незаметно притулился фургон со специальной аппаратурой.

Но разумеется, у нее нет никаких доказательств, и вообще, не стоит преувеличивать, и от этих таблеток у нее вконец расшатались нервы, и она стала чрезмерно подозрительна, и постоянно страдала расстройством желудка, головокружением, и ее тошнило, и даже рвало, и в голову лезли самые безумные и чудовищные мысли. Но то, что только кажется, уже давно могло случиться.

А позже, тем же днем, когда сумерки уже начали смягчать контуры вещей и предметов, а небо над головой приобрело акварельно-апокалиптический оттенок, она лежала в пластиковом шезлонге у бассейна (в котором, кстати, никогда не плавала), и подняла глаза, и вдруг увидела его… Не Президента, а шурина Президента. Кстати, они были очень похожи, прямо как родные братья. И он улыбнулся ей и сказал:

— Ну вот, Мэрилин, мы и снова встретились.

Этот общительный, с елейными манерами бывший актер был популярен в определенных кругах и презираем в других, где получил прозвище Президентского Сводника (узнала она об этом совсем недавно и была очень смущена и растеряна). Да он настоящий дьявол! Впрочем, я же не верю во всяких там чертей и дьяволов.

И вообще ей было совершенно не до него. Она читала «Три сестры» Чехова и считала, что вполне может сыграть Машу; она уже провела переговоры с одним известным нью-йоркским режиссером, собиравшимся поставить эту пьесу в самые короткие сроки, за шесть недель, и сердце ее было полно оптимизма и подстегивало: Почему нет? Почему бы и нет? Она уже созрела для роли Маши, созрела для настоящей театральной трагедии. Но дальним уголком сердца, где угнездились пессимизм и реалистичная оценка своих способностей, чувствовала: Ее ждет еще один провал, не стоит рисковать.

И все успехи, которых удалось достичь МЭРИЛИН МОНРО, оставляли во рту горький привкус провала, привкус пепла, а тут вдруг является посланник от Президента и «буквально пожирает ее глазами». Еще бы: МЭРИЛИН МОНРО сидит в черном бикини и читает сборник пьес Чехова. Что может быть смешнее?.. О Господи, почему он не догадался захватить с собой камеру? Он уже представил, как хохотал бы любитель выпить и потрахаться, его закадычный приятель Президент, над этой сценой.