Мишель Фейбер - Евангелие огня

Тео вытянул из кармана мокрых штанов бумажник, извлек из него двадцать долларов.

— Сдачи не надо, — сказал он и заспешил дальше.

Впрочем, особо заспешить-то у него и не получилось, он всего лишь заковылял чуть быстрее. Если кто-то надумает погнаться за ним — проститутка, к примеру, или свора грабителей, — далеко ему не уйти. Каждый шаг отзывался уколом боли в боку. Тео попробовал похромать — вдруг поможет. Не помогло.

Одолев еще несколько сотен шагов, он вышел на большую улицу. Обычную большую улицу, не хуже прочих, с чередой фасадов эпохи потребления, заслонявших остатки архитектуры более старой. Под паутиной электрических проводов, под управляющими движением знаками сновали взад и вперед машины. Специализированные магазины уже позакрывались, однако продуктовые, торгующие едой на вынос ресторанчики и видео-салоны еще работали, люди входили в них, выходили или просто околачивались вокруг. Смех, разговоры, разгоряченные споры о вещах, никакого отношения к «Пятому Евангелию» не имеющих. Жизнь продолжалась.

Тео зашел в продуктовый, купил бутылку воды. Прикинул, не купить ли заодно и сигарет, однако решил, что не стоит, — горло так и оставалось словно обожженным взрывом в книжном магазине. Уж не открыл ли он ненароком способ отказа от курения?

Прежде чем отпустить Тео вместе с водой, кассир едва ли не минуту изучал полученную от него пятидолларовую бумажку. Тео даже погадал, не расплатился ли он по ошибке полусотней. Но, в конце концов, бумажка отправилась в ящик кассы, а Тео получил сдачу.

— Спасибо, — сказал Тео.

— Приятного вечера, — пробурчал кассир.

Тео постоял на улице, у двери магазина, глотая из бутылки воду. Часть ее пролилась ему на грудь, и он опустил взгляд, собираясь стереть с одежды натеки воды. Из-под кожаной куртки свисал кончик белого, порозовевшего от крови полотенца. Тео запихал его назад, сунул голову в дверь магазина.

— Простите, — произнес он, обращаясь к кассиру поверх голов стоявших в очереди к кассе людей, — не скажете, как мне добраться до ближайшей больницы?

Кассир его точно и не услышал, однако старуха из очереди указала искривленным пальцем куда-то на запад и сообщила:

— Двенадцатый автобус.

— Спасибо, — сказал Тео.

Он шел, прикладываясь к бутылке, по улице. Как хорошо было бы лежать сейчас в теплой, чистой постели, ощущать сухость и благоухание своей кожи, до шелковистости напудренной тальком. Не махнуть ли рукой на больницу, не вселиться ли в отель? Тогда он сможет с удобством умереть от потери крови — вместо того, чтобы торчать полночи в приемной отделения травматологии плечом к плечу с побитым хулиганьем и бомжами.

Он отвильнул вбок, чтобы не столкнуться со спешившей куда-то парой, и врезался в мусорную урну. Асфальт под ногами стал почему-то неровным, обшлага брюк заколыхались. Ну да, он стоял на вентиляционной решетке, выпускавшей из подземки нагретый воздух. Блаженство. Тео постарался расположиться так, чтобы жаркий ветерок задувал под одежду как можно сильнее. Если простоять здесь полные полчаса, штаны просохнут и мокрая ткань перестанет скрести на ходу бедра и ляжки. Вот хорошо-то будет. Избавление от страданий — цель определенно благородная.

Он простоял на решетке минут восемь, наслаждаясь предвкушением хорошего самочувствия, когда понял вдруг, что того и гляди лишится сознания, а это, если он грохнется лбом о металлическую решетку, значительно отдалит благородную цель избавления от страданий. И Тео пошел дальше.

Вернее сказать, попытался пойти. Его продвижению по улице помешал высокий чернокожий парень в полосатой — зеленое, желтое, красное — футболке с печатным изображением величавой львиной головы. Растафарий, наверное, хотя голова его на голову Медузы не походила. Волосы парня были коротко острижены. Вообще-то говоря, он был вылитым Джоном Колтрейном — ну, две капли воды. Оденьте его в добротный английский костюм, вот и будет вам самый что ни на есть Колтрейн.

— Похоже, ты заблудился, брат, — произнес Раста. И выговор у него был не ямайский, скорее уж бронксовский. — Слышал ли ты об Иисусе?

— Да, — ответил Тео, — об Иисусе я слышал.

Широкая улыбка.

— А по виду твоему этого не скажешь, брат.

— Я не очень хорошо себя чувствую, — сказал Тео. — Огнестрельное ранение.

— О, эти штуки мне знакомы — сказал Раста и тут же задрал футболку. Тео наклонился к нему, чтобы получше рассмотреть отвратительный шрам на левой грудной мышце, рядом с подмышкой. В остальном, тело у парня было великолепное.