Мишель Фейбер - Евангелие огня

— Да, да… как скажешь.

— Я этого не потерплю, — сказал Нури.

— Потерпишь, как миленький, — сказал Белый, мрачно, изнуренно и раздраженно. — Будешь сидеть рядом со мной и смотреть телик, пока новости не покажут.

— Я не стану сидеть здесь две недели или сколько там, пока человек умирает в нашем кресле от жажды и голода. Ты спятил?

Белый вскочил на ноги и заорал благим матом:

— А, так тебе быстрое решение нужно, дружок? Хочешь, чтобы прямо сейчас все и кончилось?

Началась потасовка: кряканье, топот, натужные вскрики. Воображение рисовало Тео этих двоих сошедшимися в титанической схватке, — обнадеживающую картину, на которой они душили друг друга в объятьях, пытаясь дотянуться до ружья, потом случайный выстрел, и Белый замертво падает на пол. Но вместо этого, всего лишь миг спустя, Белый ворвался в поле зрения Тео и наставил ружье прямо ему в лицо.

«Какое разочарование» — успел подумать он перед тем, как грянул выстрел.

Пуля бросила его в космическое пространство, он просквозил небесный свод, пронесся мимо Луны. И теперь плыл по солнечной системе, в миллионе миль от Земли. По-прежнему привязанный к креслу, Тео медленно кружил на нем вместе с безвоздушной тьме, искушавшей его иллюзией, что планеты и звезды вращаются вокруг него. Он знал, что это не так. Он был слепленной из мяса канадской куколкой, с пробитой в ней дыркой, и куколка эта болталась в пустоте вместе с прочим мусором.

«Мы — пыль, — сказал, завершая свое Евангелие, Малх. — Но пыль, наделенная миссией. Мы несем в себе семена Спасителя нашего, кои процветут в тех, кто придет после нас.»

«Черт, — подумал Тео, — надо было детей завести.»

— Прости, друг, — сказал Нури. — Прости.

Вселенная перестала вращаться и сжалась до размеров молодого Араба, стоявшего на коленях у его ног.

Тео, голова которого кружилась от адреналина, снова свалившегося в его тело с высоты в миллионы миль, заерзал, ловя ртом воздух, в кресле. Нури, покряхтывая от натуги, развязывал веревку, которой были обмотаны лодыжки Тео.

— Тебе нужно в больницу, — сказал Араб.

Тео повел уже успевшими получить свободу руками по своему телу, прогладил в поисках дырок лицо, шею, грудь, живот. Одежду его покрывали обожженные клочья полиуретана. Наконец, ладонь Тео остановилась на правом боку, прямо под ребрами, там, где пузырилась какая-то влага и ощущалась саднящая боль.

— Не лезь туда, друг, — посоветовал Нури.

— О Боже, — простонал Тео. — Теперь я умру.

— Не умрешь, — сказал Нури. — Рана не глубокая. Она… э-э…

Он слабо пошевелил полноватыми пальцами в воздухе, изображая легкость касания.

— Поверхностная?

— Вот, правильно, — согласился Нури. И указал на большую дыру в кресле, которому пуля и нанесла основной урон.

В комнате было до жути тихо. Телевизионная болтовня прекратилась. Шторы, остававшиеся опущенными со времени появления здесь Тео, были подняты и за ними различалось небо позднего вечера.

— Что произошло? — спросил Тео. — Где… э-э… ваш друг?

— Он пытался застрелить тебя. Но я отвел ружье в сторону.

— Он мертв?

— Нет, он… спит. — Нури глянул поверх Тео в другой конец комнаты, потом опустил взгляд на свои мягкие руки.

— Вы оглушили его?

Этот намек на его физическое превосходство, казалось, смутил Нури.

— Он не такой уж и сильный. Он… он болен, друг. Кости, весь организм, хорошего мало. Он принимает по десять, пятнадцать таблеток в день.

Тео не смог придумать, что на это ответить.

— Вы спасли мне жизнь, — наконец, сказал он. — Спасибо.

Нури его словно не услышал. Он думал о другом и, похоже, испытывал острую нужду высказать это другое.

— Не надо судить его слишком строго, друг, — с предельной искренностью произнес он. — Он не всегда был таким. Он был…

Прекрасные карие глаза Нури затуманились, вглядываясь в историю его отношений с Белым.

— Совершенно как мусульманин, более-менее, — закончил он.

Тео выпрямился. В боку пульсировала боль, к тому же, он понял, что кишечник его изверг-таки все, в нем содержавшееся.

— Что будет дальше? — спросил он у Нури.

Тот пожал плечами, как если бы обращаться с таким вопросом следовало не к нему.

— Не знаю. Думаю, ты можешь уйти. Я не хотел никаких осложнений. Просто хотел остановить твою книгу — и остановил. Миссия завершена. Ты можешь обратиться в полицию, мне все равно. Тюрьмы я не боюсь. Я вообще ничего не боюсь.

Тео поднялся было на ноги, но тут же снова упал в кресло. Из пулевого отверстия выдуло новые ошметки набивки. Нури взял Тео за запястье, помог ему встать.