Сэмуэль Шэм - Божий Дом

— Ты о Лайонеле?

— Нет, о себе.

— Нет, я прочту главу и пойду дренировать легкие Розы Бадз.

Я оставил его читать книжку, используя палец, как воображаемую иглу на своей груди, намечая путь к выпоту Розы Бадз. Толстяк щелкнул секундомером, когда я к нему подошел, повернулся ко мне и спросил:

— Чего не произошло?

— Не знаю.

— Десять минут, Баш, а Джейн До не пернула.

— И?

— И, значит, ее кишечник полностью выключился впервые за все время в Доме. И именно этот экстракт может излечить диарею в Ассоциации Ветеранов. Хорошее дело и состояние! То, что нужно мне и миру! Используй их, Баш, используй их!

— Как ваши отношения с Толстяком? Улучшились? — спросила Бэрри.

— Ухудшились, — ответил я, — он не только любит гомеров, но и ведет себя как бойскаут. Он говорит нам не перечить начальству, заставляет меня искать очки девяностосемилетней слабоумной по всему отделению, а потом всю ночь играет в карты с женщиной с неизлечимым раком, объявив ей о скорой смерти.

— Он делает это?

— Да, а что?

— Я как-то его не представляла в этом амплуа. То, как ты его описал, казалось таким циничным, нездоровым. А теперь я не знаю.

— Он недостаточно циничен. Он превращается в нюню. Как будто он меня бросает.

— Он представляется более нормальным. Ты же ведешь себя нездорово.

— Спасибо большое.

— Я беспокоюсь, Рой. Эти эскапады опасны. Может, Толстяк и прав, кого-то спалят.

Я лежал без сна, думая об опасениях Бэрри. Было весело отвечать на все «я не знаю», доставать Рыбу, Лайонела, ходить повсюду полным сарказма, но в этом были ростки горечи, которые могли расцвести в дикость и сделать меня либо грустным и готовым к самоубийству, либо достаточно безумным, чтобы повредить кому-то. Я пытался унять волнение, но, как ребенок, охотящийся за солнечным зайчиком, разжав ладони находит, что свет превратился в тень, тепло ушло. Я сползал к сновидениям, видел себя на арене цирка со слоном, да, слоном, а потом я видел эту красотку, разбрасывающую опилки по арене и похотливый красный направленный в небо тент и… СТОП! С ужасом я осознал, что Гипер-Хупер сидел в дежурке, читая пособие и своим пальцем, как иглой, указывая… Нет, это не могло быть правдой, но нет, это было правдой… указывая прямой путь к сердцу Розы Бадз, СБОП.

— Ладно, Хупер, давай послушаем о вскрытии Розы Бадз. Давай послушаем, что ты наделал одной маленькой иголкой.

Толстяк переворачивал карточки морозным утром мертвого февраля, трупа года. Было очевидно, что Хупер, Эдди и я были на коленях, что они нас сломали. Большинство иерархий Дома нас ненавидело. Город Гомеров становился хуже. Не мы брали его под контроль, а он нас.

— Вскрытие подтвердило то, что мы думали вначале, — сказал Хупер голосом полным раскаяния, но и профессионального удовлетворения. — Я задел селезенку, легкое, сердце и… и печень. — Хупер остановился, глядя, как Толстяк барабанит пальцами по столу, но продолжил: — Одним словом, Толстяк, все органы, упомянутые выше. Я думаю, что это мировой рекорд по количеству органов, пораженных одной иглой.

— Печень?! Печень совсем не в том месте, куда ты ввел иглу!

Я вспомнил тот день, когда Гипер-Хупер рассказал о своей попытке плевральной пункции Розы, сказав, что «было небольшое кровотечение». Когда калифорниец говорит таким тоном — произошла катастрофа, и Хупер хотел сказать, что Роза умирает. Он отправил ее в БИТ и Толстяк, обеспокоенный и думающий о преступной халатности, потащил Супер-Команду Города Гомеров в БИТ, чтобы проверить, куда вошла иголка. Рана от пункции была спереди, непосредственно в области сердца. Толстяк сказал: — Серьезно, Хупер, это же не от твоей иголки, а? — Хупер ответил: — Это так, как было показано в пособии Роя, хотя, может быть, я держал его вверх ногами. — Но все же Хупер начал подавать признаки раскаяния, когда Толстяк сказал: — Нельзя делать плевральную пункцию спереди, так как сердце и другие органы могут немного мешать. — Тут Хупер просветлел и сказал: — Все нормально, Толстяк, это отличная семья для разрешения на вскрытие. Я знаю, что печени в этом месте, обычно, нет, но тут была добавочная доля или что-то в этом роде.

— Грязный СПИХ, Хупер, грязный СПИХ, — печально сказал Толстяк, нарочито медленно разрывая карточку Розы Бадс. Хупер опять умудрился вырвать поражение из лап победителя. Вытащив следующую карточку, Толстяк объявил:

— Тина. Эдди?

— Мертва, — сказал Глотай Мою Пыль.