Эллери Квин - Светильник Божий

Если бы эта история начиналась следующим образом: «Давным-давно в лесной чаще стоял дом, где жил отшельник по имени Мейхью — полоумный старик, похоронивший двух жен, чья жизнь походила на смерть, — и дом этот был известен как Черный Дом», то такое начало никому бы не показалось особенно примечательным. Немало людей живут в подобных домах, и вокруг их голов с безумными глазами нередко, словно эктоплазма, [1] Эктоплазма — невидимое вещество, якобы излучаемое медиумом во время спиритического сеанса. (Здесь и далее примеч. пер.) материализуются тайны.

Какими бы неопрятными ни казались некоторые привычки мистера Эллери Квина, в уме у него царил безукоризненный порядок. Его галстуки и туфли могли быть разбросаны по спальне, но внутри его черепа гудела превосходно отлаженная машина, функционирующая так же четко и безостановочно, как Солнечная система. Поэтому если в личности покойного Силвестера Мейхью, его почивших ранее жен и мрачного жилища была бы какая-то тайна, то можете не сомневаться, что мозг Квина ухватился бы за нее и аккуратно разложил бы по сверкающим полочкам. Этого рационалиста с головы до ног не могли бы одурачить никакие экзотические идолы. Обе его ноги твердо стояли на благословенной Богом земле, а один плюс один у него всегда и везде давали в сумме два.

Конечно, Макбет утверждал, что камни могли двигаться, а деревья — говорить, [2] «Преданье есть: сходили камни с мест, деревья говорили…» У. Шекспир. (Пер. Б. Пастернака.) но ведь это всего лишь литературные фантазии. Чтобы такое происходило в двадцатом веке и в наши дни с их Коминтернами, мировыми войнами и экспериментами в области ракетной техники? Чепуха! Правда состоит в том, сказал бы мистер Квин, что в грубом и жестоком мире, в котором нам приходится жить, с чудесами трудновато. Они просто больше не случаются, если не считать таковыми чудеса глупости или общенациональной алчности. Это известно каждому, у кого имеется хоть крупица разума.

— О да, — сказал бы мистер Квин, — существуют йоги, колдуны, факиры, шаманы и прочие шарлатаны с деградировавшего Востока и из дикой Африки, но никто не обращает внимания на подобные жалкие фокусы — я имею в виду, никто из обладающих здравым смыслом. Это разумный мир, и все, происходящее в нем, должно иметь разумное объяснение.

Например, вы не ожидаете, что кто-нибудь, находящийся в здравом уме, поверит, будто человеческое существо, состоящее из плоти и крови, может внезапно наклониться, ухватиться за шнурки ботинок и улететь. Или что буйвол может у вас на глазах превратиться в золотоволосого мальчика. Или что человек, умерший сто тридцать семь лет назад, может сдвинуть могильную плиту, восстать из гроба, зевнуть и спеть три куплета «Мадемуазели из Армантьера». Или что камень все-таки может двигаться, а дерево — говорить, хотя бы на языке народа, населявшего Атлантиду.

А может, все-таки… ожидаете?

История о доме Силвестера Мейхью — странная история. Когда она произошла, даже стойкие умы заколебались, а нестойкие едва не разлетелись на мелкие кусочки. Прежде чем эти фантастические и невероятные события подошли к концу, в них вмешался сам Господь Бог. Да, Бог принял участие в истории дома Силвестера Мейхью, и это делает ее самым замечательным из всех приключений, в которых мистеру Эллери Квину — этому худощавому и неисправимому агностику — когда-либо доводилось играть роль.

Тайны дела Мейхью на ранней стадии были весьма тривиальными — обусловленными отсутствием одного из фактов, приятно возбуждающими воображение… но едва ли отдающими чем-то сверхъестественным.

В то промозглое январское утро Эллери, распростершись на коврике у камина, размышлял, рискнуть ли ему отправиться по скользким тротуарам и под пронизывающим ветром на Сентр-стрит в поисках развлечений или же оставаться дома в праздности, но в комфорте, когда зазвонил телефон.

На проводе был Торн. Эллери, никогда не думавший о Торне, с его чеканным профилем и твердым взглядом, иначе как о человеке-монолите, был порядком удивлен. Каждая пауза в голосе Торна красноречиво свидетельствовала о волнении. На памяти Эллери это был первый случай, когда Торн обнаруживал малейшие признаки человеческих чувств.

— В чем дело? — осведомился Эллери. — Надеюсь, с Энн все в порядке? — Энн была женой Торна.

— Да-да. — Торн говорил быстро и тяжело дыша, как будто только что пробежал дистанцию.