Антон Соя - Джаз-Банда

На эту музыку любви, как на волшебную свирель, немедленно пришли Автогеныч с Санычем в обществе новых подруг и застыли под дверью с широченными довольными улыбками. Наконец-то верным кунакам удалось разыскать шефа, пропавшего после угарного концерта.

— Ха! Во Пастух дает джазу. Свингует-отжигает, — нахально рассмеялся Саныч, обнимая девицу в коротеньком зеленом платьице. На вид ей от силы можно было дать лет шестнадцать.

— А что, разве Костя не женат? — наивно вытаращив любопытные глазки, спросила длинноволосая юная особа.

— Женатый — не мертвый, малышка. Поняла меня, Танюха?

— Ага-а-а-а, — задумчиво протянула она. По ее еще больше округлившимся кукольным глазам было видно, что она не уловила ни малейшего смысла сказанной взрослым избранником фразы.

— А вообще и не женатый он на самом-то деле, они с Любкой по любви живут, не расписываясь, — задумчиво добавил Автогеныч, тиская музыкальными пальцами свою притихшую от выпавшего на ее долю счастья пассию.

— А-а-а, ну тогда можно, — пролепетала вконец запутавшаяся Танюха, — тогда можно.

К утру в доме воцарилась похмельная тишина, изредка прерываемая резкими всхрапываниями гостей, приютившихся кто где. Кто-то спал на грязном полу среди распростертых человеческих и звериных тел, кто-то прямо на столе, головами в тарелках и укрывшись скудными лоскутами скатерти. С их лиц стекали остатки соусов, с ушей сосульками свисали какие-то соленья, волосы блестели от засахарившегося ликера.

Алиса Дулина спала богатырским сном, сидя за столом и облокотившись на костлявое плечо докучливого расфуфыренного франта, растерявшего за ночь половину своей боевой раскраски. Обиженный франт спал нервным сном, периодически постанывая и дергая узким плечиком, тщетно пытаясь освободиться от народной артистки. На красивом дорогущем платье Дулиной красовалось огромное пятно красного вина, а в волосах романтично торчал кусочек клубники. Вытянутые под стол ножки примадонны нашли свой покой на широченной, ровно вздымающейся груди Пузца, образующего под столом центр живописной группы, достойной кисти Питера Брейгеля-младшего.

Пузцо храпел, одной ручищей обняв здоровенную свинью, а другой обхватив Ромеро, который намертво вцепился правой рукой в бутылку, а левой — в совершенно голую девицу, удачно соседствующую со стайкой овец. Она устроилась между животными, как младенец в подушках, то и дело что-то сладко бормотала во сне и закидывала длиннющие ноги на мягких пьяных соседей. Саныч и Автогеныч, обнявшись со своими невзрослыми полуобнаженными подружками, с чувством выполненного долга спокойно спали в просторных креслах у спальни Жанны. Кресла стояли по обе стороны от двери и смогли бы вместить в себя еще по паре пьяных весельчаков. Тяжелые двери Жанниной комнаты медленно отворились, и из нее на мгновение послышался грозный храп Пастуха. Опасливо озираясь, из спальни грациозно выскочил женский силуэт и скрылся в неизвестном направлении. А сквозняк с такой силой захлопал всеми дверями в доме, что чуткие бандиты заморгали красными глазами, высвободившись из хрупких ручонок своих соседок по креслам. Но не найдя вокруг никакой угрозы для шефа, перевернулись на другой бок и продолжили безмятежно храпеть. Сквозняк продолжил игру с дверями и окнами виллы и преуспел в своей хулиганской выходке — разбудил пьяную беленджикскую тусовку.

Первым проснулся побитый, помятый ТВ-журналист, который прикорнул на дальнем уголке стола. Страдалец поднял с рук тяжелую больную голову и с радостным удивлением узрел подслеповатыми глазами аппетитного поросенка на блюде, чудесным образом уцелевшего на разгромленном столе. Журналист опасливо оглянулся, убедился, что все спят, и, победно прошептав: «Скотобаза», взял нож и вилку и приступил к разделке поросенка. В тот же миг раздался страшный визг, обиженный поросенок спрыгнул со стола, свалив незадачливого бедолагу, и стал носиться по залу, продолжая сиренить не хуже пожарной машины. Теперь уже пробудились абсолютно все. Раздетые оделись, одетые отряхнулись и, не поднимая глаз, поспешили разойтись по своим делам.

Пастух, абсолютно голый и в наглой, призывающей к действию позе, лежал в спальне Дулиной. Груда разноцветных атласных подушек по всему периметру кровати создавала ощущение какой-то сказочности. Впрочем, разбросанная по комнате мужская одежда, носки, коварно висящие на люстре, и зеркало на потолке, которое хранило в себе тайну всего увиденного, сглаживали это сказочное впечатление, уводя ассоциации в совершенно противоположную сторону.