Антон Соя - Джаз-Банда

— Але, отец родной? Тут у нас проблемка нарисовалась. Какая же сука там у тебя кредит выдала на всю голову больному придурку?! Да, да, ты уж разберись. Нет у Гуру ни мозгов, ни денег ваших, живет он скотской жизнью с домашним быдлом, жрет их пойло, на людей кидается и Машу кукумашит, Маугли хренов. Да, такая вот мандала, чего мне с него взять-то? Скот забрать? И куда мы его, в ЗИМы? Фургон нанять я только завтра смогу — сегодня ж воскресенье. Ну ладно, ладно, понял. С паршивой овцы… Раз обещал, значит, сделаю. Ты меня знаешь. Слушай джаз.

Пастух некоторое время смотрел на Гуру. Тот, испугавшись пуще прежнего, пытался обхватить свою корову, показывая тем самым, что ни за что на свете не желает расставаться с этими центнерами любимого существа.

— Расслабь булки, Гуру, телка твоя у тебя останется. И кролики твои, и кроты, и белки, — насмешливо успокоил Пастух трясущегося старика. — Быка заберем, пару телок, коз там да свиней — у тебя, я смотрю, этого добра несчитано. Эта жертва в твоих же интересах, свинопас, отстанут от тебя все на какое-то время, а там, глядишь, банк лопнет или тебя за твои кущи заметут. — На этих словах Пастух ехидно кивнул в сторону могучих зарослей конопли, расположившихся недалеко от стола с фруктово-молочными яствами.

— Может быть, ты и прав, Пастух, — медленно шевелил посеревшими губами Гуру, — командуй дальше, разбойник.

— Собирай свою паству, выдавай нам козлов отпущения, вот эту Дуську я точно заберу, — указал добреющий на глазах Костя на влюбленную свинью, — ну и давай садись за стол, забьем трубку мира, старый придурок.

Обрадовавшись благополучному разрешению вопроса, Гуру направился к конопляной плантации, не отпуская от себя ни на шаг корову Машу.

Саныч, подождав, чтобы фермер отошел, склонился к уху Пастуха:

— Куда мы их сейчас заберем? Может, завтра с фургоном подъедем?

— Нет. Нельзя их тут до завтра оставлять. Это ж тоталитарная секта, потравит их Гуру, на хрен, и сам застрелится. Надо их сейчас, пока он на нерве, забрать. Не верю я людям, которые со зверями разговаривают, — так же шепотом ответил ему Пастух и сразу же призадумался над своими словами.

Спустя час по улицам Беленджика в сторону пляжа двинулась веселая процессия, не хуже цирка Дурова на выезде. Между двух ползущих друг за другом ЗИМов топала трофейная часть паствы Гуру во главе с красноглазым и веселым Пастухом. Рядом с ним семенила верная свинка Дуська, а сам бандит наигрывал на саксофоне любимые мелодии. Навстречу попадались ничего не понимающие люди, которые тут же начинали радостно аплодировать и хохотать над увиденным, думая, что случайно попали на какой-то парад достижений фермерско-музыкального хозяйства. Пастух приветливо подмигивал молодым девчушкам с загорелыми лицами и картинно кланялся их обомлевшим мамашам.

— Да, немного нашему Пастуху нужно для счастья: преданное стадо, пара телок, мундштук в зубы и дать джазу. Ну и аплодисменты, конечно. И чтоб все плясали под его дудку, — еле слышно протянул Саныч, обращаясь к сидящему за рулем Автогенычу. Эти двое открывали всю процессию и ехали впереди. Саныч устало облокотился на дверь и посматривал в полностью открытое окно, щурясь от яркого дневного солнца и пыли, которая потихоньку летела в салон с крыши авто.

— Ну, еще пара козлов, которым по рогам можно настучать, и кореша верные, чтоб прикрыли.

— Это точно, — согласился Автогеныч. Он изредка лениво сигналил в такт играющему Пастуху и планомерно уплетал плитку горького шоколада.

В заднем ЗИМе так же лениво переговаривались Пузцо и Ромеро. Пузцо сосредоточенно смотрел на живность, плетущуюся перед его носом, и раз в минуту плевался на дорогу через полуоткрытое окно.

— Пузцо, тебе что, наш тур по Беленджику не нравится? — укоризненно спросил его удивительно довольный Ромеро.

— Да нет, все нормально. Бременские музыканты, блин. Я вот о Гуру все думаю. Где он так наблатыкался, откуда таких слов набрался — ашран, мандала? Даже я такой фени не знаю.

— Поживешь с быдлом — не так заговоришь. Зато у него трава знатная. Индийская. Мичуринец, блин.

В этот момент взору процессии открылся городской пляж. На мелководье, не забегая в море, весело плескались немногочисленные дети, издавая радостные крики, песок кое-где украшали горизонтальные тела. Бархатный сезон неумолимо заканчивался.