Эмилиян Станев - Тырновская царица

Заявился в корчму весовщик Кушай-Детка со своей компанией, а через полчаса пришли и музыканты — кларнет, труба и барабан. В ожидании дальнейших распоряжений они угощались, стоя у дверей корчмы.

Началась субботняя гульба, кто-то запел «Хаджи Минчо», грянул барабан, подхватил кларнет, с веселым задором выводила коленца труба, площадь заходила ходуном, забыв о нежной и печальной песне хаджи Николи. Спустя несколько минут из корчмы вынесли и поставили перед дверью ведро вина, вслед за ним показался весовщик — он, точно икону, нес портрет Стамболова. [20] Стамболов Стефан (1854-I895) — государственный и политический деятель Болгарии, сторонник гермаио-апстрийской ориентации страны. В 1887–1894, будучи премьер-министром, установил в стране диктаторский режим. Музыканты мгновенно оборвали свою песню и застыли наготове. Весовщик поднял портрет над головой и поцеловал — его выпученные, омытые пьяными слезами глаза остекленели, и он хриплым голосом выкрикнул: «Эх, Стамболов, молодец-удалец, вся Болгария по тебе слезы льет!» — и погрузил портрет в ведро. Тотчас грянул Стамболовский марш, [21] Стамболовский марш — популярный патриотический марш на слова Стефана Стамболова. мальчишки подожгли смоченные в керосине тряпки, завопили, запрыгали, из корчмы отозвались молодецкие выкрики.

Посетители «Среднего образования» просто лопались от зависти. Там собирался народ посмирнее, не одобрявший гуляк-завсегдатаев «Безима-отца». Кто-то предложил попросить в публичном доме шарманку. Собрали меж собой деньги, послали мальчишку-прислужника, и горбун слуга из «Двух голубков» приволок ее на спине в корчму. Мальчишка еще на улице начал крутить ручку, и шарманка рассыпала звуки венского вальса, тонувшие в громыханье марша. Вместе с шарманкой прибыло известие о том, что докторская помощница, прозванная Тырновской царицей, поступила в публичный дом… «Среднее образование» ахнуло, все разом оживились, и новость тут же перекочевала в соседнюю корчму.

— Быть того не может! Брехня! — произнес кто-то, а Кушай-Детка заорал:

— А еще честную из себя строила, мать ее за ногу! Ну, теперь я ей покажу! Пошли все, скопом… с музыкой!

И вся компания отправилась ухмыляясь, но торжественно, как на свадьбу, не скрывая, куда идет. Пусть женушки проведают да поплачут, да утешают друг дружку — мол, все равно мужья к ним вернутся. Барабанщик шагал впереди, выбивая «Встань, отвори мне, зазнобушка», и процессия с громким топотом спустилась по вымощенной булыжником крутой улочке к мясным рядам.

Смеркалось, но в небе еще был разлит свет. Новость не успела разнестись по городу — торговцы мясом еще провожали последних покупателей, только-только зажглись сальные свечи и керосиновые коптилки. Улица возле отеля «Царь Борис» была спокойна, но когда показался оркестр, из окон стали высовываться постояльцы, из ресторана вышло несколько господ, из соседних домов тоже выглядывали люди. Зрелище не удивило их — скандалы были делом привычным, и они с интересом ожидали, что будет дальше. Кто-то рассказал мясникам, что произошло, новость с быстротой молнии облетела улицу, и тотчас стали сбегаться зеваки.

Кушай-Детка велел музыкантам играть на улице, а сам вошел в дверь «Двух голубков» и поднялся по лестнице. Встревоженные девицы госпожи Зои стояли на веранде в нижних юбках и с распущенными волосами. Вышибалы-телохранителя по имени Черный Кольо, с чьей помощью госпожа Зоя обуздывала скандалистов и поддерживала в своем заведении порядок, на сей раз не было, и мадам не на шутку струхнула.

— Где тут голубица, а? Дай-ка гляну в ее честные глазки. Зови ее сюда! — сказал весовщик, входя в залу, где уже зажгли лампы.

— Какая голубица? Никакой тут голубицы нету… — Госпожа Зоя загородила собой дверь в коридор, где были расположены комнаты барышень.

— Это ты кому другому расскажи! Прячешь ее, да? Для этого господинчика… Щеголя этого… А я, между прочим, тоже при деньгах, плачу наличными!

Господин в белой, переливчатой жилетке, в шляпе — котелке, с тростью и нафабренными усами, напоминающими по форме лежащую букву «Э», который дотоле восседал на стуле под лампой, небрежно скрестив ноги, при этих словах вскочил, заложил большие пальцы рук в проймы жилетки и, изогнувшись, чуть не ткнулся плечом в весовщика.

— Как ты смеешь, негодяй! Да ты знаешь, кто я? Как ты смеешь?

— Дерьмо господское. А это видал? — весовщик замахал своим огромным кулачищем. — Не достанется тебе она. Проваливай отсюда!