Го Босен Array - Современная проза Сингапура

— Вам, мужчинам, придется пока побыть в одиночестве, — сказала Мэй Ай. — Извините, Куан Мэн, но если мы не вернемся на кухню, то обеда не будет!

— Конечно, конечно, — торопливо ответил Куан Мэн.

Анна смущенно улыбалась ему, явно довольная его удивлением. Женщины исчезли за кухонной дверью.

— Выпьем перед обедом, Куан Мэн? Что вам? — спросил Бун Тек.

— Пива, если можно.

Пока Бун Тек ходил к холодильнику за пивом, Куан Мэн осматривался. Комната обставлена просто, но со вкусом. Стены окрашены в неяркий зеленый цвет, по стенам развешаны репродукции с картин Ван Гога, Сезанна и местные, сингапурские батики. Куан Мэн, привыкший к побеленным стенам, залюбовался этой зеленой комнатой. Длинные книжные полки с книгами, проигрыватель и целая стопка долгоиграющих пластинок. Жена Бун Тека повесила на окна шторы из зеленого с золотом батика, а на диван и кресла положила подушки из той же ткани. С потолка свисал японский абажур из молочно-белой бумаги, а в углу, за одним из кресел, стоял торшер под красным абажуром. Узкий, длинный кофейный столик перед диваном завален журналами, а на столике ваза со свежими цветами. Куан Мэн никогда бы не поверил, что стандартная квартира может стать такой нарядной и уютной. Их квартира была местом для жилья — и только. Никогда никто не пытался придать ей привлекательный вид. Оказывается, для этого и нужното немного! Все дело в том, заинтересован ли человек в том, чтобы сделать свое жилище, свою жизнь привлекательной.

Вернулся Бун Тек с пивом.

— Как у вас уютно, Бун Тек.

— И недорого обошлось. Всю эту мебель отыскала Мэй Ай. Она любит бродить по толкучке, знаете, которую называют «воровской базар».

Куан Мэн знал не столько толкучку, сколько нестерпимо вонючий канал, на берегу которого она располагалась. Отчаянная эта Мэй Ай, если ее даже такая вонища не останавливает. Про толкучку рассказывали, что в былые времена воры сбывали там краденое — если чей-то дом оказывался ограбленным, то можно было на другой день с утра прийти на «воровской базар» и отыскать там свое добро. Возвращали его, конечно, не даром, а за деньги, но дорого не брали.

Куан Мэн рассматривал горшочки с кактусами.

— У вас прекрасно! Моя квартира рядом с вашей — как хлев.

— Потому что это не ваша квартира. Вот женитесь, начнете жить самостоятельно и устроите все по своему вкусу. Мои родители жили в таком же хлеву, и я с ними, пока мы с Мэй Ай не поженились. Живя с родителями, я совершенно не интересовался домом. Постель застелю — и все. Теперь не так теперь я чувствую, что это мой дом.

— Очень у вас хорошо! — в третий раз восхитился Куан Мэн.

— Мне кажется, что очень важно уделять внимание обстановке, в которой живешь. Это и есть стиль жизни. Дом как жизнь — как устроишь, так и будет. Нужно об этом помнить и брать жизнь в свои руки. Хотя мне часто кажется, что даже наше поколение, которого война уже не коснулась, недостаточно сознает это. Плывем себе по течению, живем, как получится. Я и в школе всячески стараюсь внушить детям эту мысль. По-моему, это важно.

— Вы, наверное, хороший учитель, Бун Тек.

— Стараюсь. Каждый должен стараться делать все как лучше. Уж если что-то делаешь, лучше это делать хорошо.

— Даже когда твоя работа не имеет смысла?

— Все имеет смысл.

Как хотелось Куан Мэну поверить в это! Но почему-то не получалось. Он действительно хороший учитель, подумал Куан Мэн. Как он убедительно это сказал — не назидательно, а как-то так, что стало похоже на правду.

Вслух он произнес другое:

— Я не совсем согласен. Бывают вещи, работа например, — уточнил он, — в которой нет никакого смысла.

Куан Мэн вспомнил свою работу.

— Работа может казаться бессмысленной, но на самом деле она нужна. Все зависит от того, с какой точки зрения смотреть. Мне думается, что всякую деятельность следует рассматривать в контексте всего общества. Прежде всего необходимо признать, что человек — животное социальное. Он живет в обществе, а чтобы общество функционировало, в нем должна выполняться работа разного рода. Тем не менее, к какой бы категории ни относилась работа, какого бы рода она ни была, она обязательно входит, как винтик, в сложный общественный механизм. Как колесико в часах, скажем. Каждая деталь механизма важна и имеет смысл.

— Может быть. Но разве в старые времена не рассуждали точно так же, чтобы оправдать необходимость рабства для общества? Какой-то греческий философ, забыл, как зовут, что-то говорил об этом, да?