Григорий Мещеряков - Отыщите меня

Автор этой книги избегает рассказывать о своем детстве. Но он все-таки написал о нем. Писал ли он повесть? Создавал ли документальную вещь? Ответить на эти вопросы нелегко. Но можно с уверенностью сказать: он написал правду. Он писал боль.

Его собственные мытарства начались, когда ему исполнилось одиннадцать лет. Отца репрессировали. Потом мальчик потерял и мать…

Его сверстники, товарищи по несчастью, так же рано узнали, почем фунт лиха. Иногда им кажется, что только между собой могут они говорить о тех годах, о тех бедах, что люди, не узнавшие в детстве того, с чем пришлось им столкнуться, не поймут их. Отсюда горечь. И автор даже хотел поставить эпиграфом к своей повести строки поэта Геннадия Русакова:

Но память жива. И она потребовала, чтобы человек рассказал о том, что случилось с ним и его товарищами.

Имена мальчишек, которые встречали День Победы в мае 1945-го в ремесленном училище Туранска, вымышлены. Не вымышлены их судьбы, судьбы их родителей, их близких. Страшно порой читать о том, сколько горя и бед обрушилось на каждого из этих детей в годы войны. Комиссарша — одна из взрослых героинь повести (но тоже реально существовавший человек) — говорит своим воспитанникам: «Если собрать воедино лишь ваши биографии, то составится малая детская энциклопедия выстраданных судеб войны». И не только войны, — добавим мы. Сталинские репрессии так или иначе коснулись этих судеб.

Сиротство и беспризорничество начинались для многих ребят еще в конце 30-х годов, хотя автор вроде бы впрямую пишет об этом мало.

Дети видели жестокость, человеческую подлость, грязь и смерть в том возрасте, когда неокрепшая душа должна быть открыта только для радости, чистоты, света, жизни. Не все они уцелели. Но выстояли. Хотя душевное потрясение, душевные раны остались в них навсегда.

Потому и написана эта книга. Здесь только несколько судеб и судьба самого автора, растворившаяся в них. А было таких судеб много, много больше… И ничего не забывший мальчишка, ставший совсем взрослым, седым человеком, обращается снова памятью к тем годам, открывает эту боль современному читателю. Мы тоже должны знать об этом. Мы тоже не имеем права это забыть. И потому взываем: отыщите их!

Недавно прошла гроза.

Юрка хорошо помнит, как разразилась она в самом конце мая. Потом медленно потянулись дни, наступало лето. Зазеленели луга, распушился ивняк, на березовых нитях лопнули почки.

Вода в реке темная и холодная.

Надо с разбегу нырять, а не топтаться в воде, чтобы не дрожать, не зябнуть, не синеть. Побултыхайся и вылезай на берег, там ветерок обдует и солнышко обогреет.

Мальчишки бегали на быструю Лекму, на широкую Чепцу, а кто и подальше, на Убыть. Там рыбачили, загорали и купались вдоволь.

Деревенские мужики ездили или ходили туда на ночь с сетями, ставили донные сачки и морды.

От этого июньского солнцепека с утра парит. К вечеру трескается земля. Рубашка к спине липнет. В полдень успевай спрятаться в тени за оградой и не вылезай. Посохшая травка жестко колет живот, но вставать Юрке неохота. От тишины ко сну клонит.

Собаки попрятались в конурах, в кусты залезли и высунули языки. Деревенские избы, скрытые за палисадниками, смотрят в два-три окна на дорогу. Ленивой трусцой, взбивая копытами пыль, бежит пегая лошадка. В телеге дремлет мужик, бросив вожжи на повозку. Телята у забора отмахиваются хвостами, летают мухи, и жужжат оводы.

Юрке спать вроде бы хочется, а сон не приходит.

Дворов в Ижовке много, а улиц мало, больше переулков да закоулков. Главная улица вытянулась в низине. Дальше за уклоном речка Иж, которая после половодья совсем мелеет. Идти с одного конца Ижовки на другой далеко. В засуху пыли наглотаешься, в непогоду по колено грязи. Но только бы не гроза — она землю перевернет и небо опрокинет.