Григорий Мещеряков - Отыщите меня

— Да что там у тебя? — негромко и спокойно донеслось из кустов, с другой стороны омута.

— Да сом огромадный потащил!

— Да врешь? — кричит Генька Морозов.

— Да ей-богу!

— Да где?

— Да в омуте!

— Да как?

— Да никак, удочку на дно утащил.

— Да покажь! — Генька выскочил из кустов, прибежал, глаза вытаращил.

— Да смотри… — Удилище спокойно лежало на воде рядом с корягой.

— Да брешешь ты все!

— Сам брешешь!

Удочку достали, и рыбалка продолжалась.

Недалеко от берега нарушил тишину громкий всплеск, и по темной воде разбежались круги. Неожиданно вода стала бурой, вокруг все потускнело, будто тень опустилась на лес. В камыше за кустами и деревьями солнца не видать, хотя вроде бы до вечера далеко и уходить рано еще. Юрка резко свистнул. Громко стали окликать друг друга. Вскоре все вышли и собрались на просторной полянке. Тут-то и увидели над ремой черную тяжелую тучу, ползущую по небу бурым медведем с вытянутыми лохматыми лапами. Она закрыла солнце и заполонила уже половину неба. Потемнела и зарябилась холодной чешуей вода в омуте. Генька стал сговаривать вернуться в Ижовку. Без спора согласились.

Быстро смотали удочки, гуськом пошли по прибрежной тропке. Сквозь поредевшие кусты открывалась степная равнина. Вдали вытянулись летние фермы и скотные дворы.

Еще несколько минут назад было вроде посветлее, а сейчас в рему будто заползла ночь. Кусты стали черными. Вдалеке полосовали мир острые молнии, разламывали небо огненными трещинами и стрелами вонзались в землю. Сизая туча надвинулась и повисла над ремой.

Треснул гром, грохнул раскатами, и забуйствовало вокруг.

Казалось, что не выдержит небо и вся эта черная тяжесть рухнет вниз, придавит землю.

Дальше пацаны идти испугались, присели под деревом.

Рванул сильный ветер, и лес склонился в диком поклоне. Оглушительно громыхнуло еще раз, и тут-то мир совсем взбунтовался и заревел, зарычал, забушевал. Безумный лес растрепался, ломался с треском сухостой, летели сучья и ветки.

Земля вздрагивала и гудела.

Огромные пыльные вихри поднимались над степью и уносились высоко в небо. Оторвались и взлетели вверх крыши ферм и скотного двора, в мгновение разлетелись в стороны. Пятистенный домик пастухов и скотников перевернулся набок и покатился, рассыпаясь по бревнам.

Все виделось, как на цветной картинке, в неожиданных озарениях и вспышках молний.

Ребят охватил страх. Не сговариваясь, бросились на землю, обняли кусты, чтобы не унесло вихрем. Кто-то с испугу неистово крестился и причитал. Толком не понять, откуда такое дикое наваждение.

Острый ветер будто стрижет наголо кроны беззащитного леса.

Рядом Генька орал во всю глотку:

— Ой-ёченьки!.. Ой-ёченьки!.. Ой-ёченьки!..

Большое старое дерево напротив треснуло и раскололось. Из кривых и кряжистых корней, что вцепились в крутой берег, выскочила рыжая облезлая лиса и заметалась обезумевшая. Вспышка молнии осветила нору. Оттуда, из черной глубины, выбежали три лисенка и бросились наутек, кто куда. Один подбежал совсем близко, и Генька с перепугу еще громче заблажил.

Лисенок ткнулся в бок Юрке. Пришлось осторожно прикрыть его локтем, прижать к животу. Лисенок дрожал лихорадочно и скулил. Толстый, неуклюжий, оранжевого цвета, с темно-синими кончиками ушей. Юрка загородил его ладонью, и у самого страх куда-то пропал.

Ударили первые крупные капли дождя. Похожие на град, звонко и сильно, точно пули или дробь. Сразу же обрушился ливень, будто опрокинулась на землю бездонная небесная лохань. Потоки воды заволокли пространство, воздух превратился в стеклянную пелену. Бугорок, на котором мальчишки лежали под деревом, в момент опоясался водой и походил теперь на островок. Сколько продолжался этот ад, мудрено было угадать, но вдруг враз все стихло. Опадала мелкая морось с листьев, бурлящие потоки куда-то провалились. Ветер постепенно утихал и носился уже по верхушкам деревьев.

Лисенок тихо скулил, точно стонал от боли. Потом вывернулся из-под руки и побежал прочь. Догонять не стали. Юрка вскочил на ноги мокрый и продрогший. Зубы беспрерывно стучали, скулы стягивало судорогой.

Молча отправились домой, вышли из ремы, побрели по открытой степи. Возвращались без рыбы и удочек: где их было найти в этакой круговерти.

От фермы и скотных дворов ничего не осталось. Валялись в разных концах бревна, доски и жерди.

Ветер все еще гулял по полю, набегал играючи и уносился к реме, оставляя холод.