Эмилиян Станев - Будни и праздники

— На днях. Я дала ему ключ.

Ганев окинул ее изумленным взглядом.

— А если это вор? — закричал он, стукнув по столу. — Выследит, когда нас нет дома, и ограбит.

Жена испугалась. На лице ее отразилось неподдельное страдание. Девочка смотрела на них растерянно.

— Что ж нам теперь делать? — спросила жена сокрушенно, готовая на все, лишь бы искупить свою вину.

— Будешь сидеть дома, и чтоб никуда не выходить.

Семейство уселось за стол — каждый на свое, определенное место: жена спиной к плите, девочка рядом с ней, он — напротив жены.

Обед проходил в угрюмом молчании.

Вдруг Ганев спросил:

— Как этот человек выглядит?

Жена опустила ложку в тарелку, вытерла губы девочке и сказала неуверенно:

— Как-то необычно.

— Он что, чиновник? Что ты в нем увидела необычного? Опиши-ка мне его.

— Не похож на болгарина, — сказала она. — И вроде не чиновник. Скорее врач… или… кто его знает. Сначала он внушал мне доверие, а сейчас я тоже засомневалась…

— По-болгарски хорошо говорит? — спросил Ганев, испытывая недоверие и ревность.

— Красивый мужчина, солидный такой Видимо, воспитанный, манеры приятные…

— Значит, понравился тебе?

— К оста, — сказала она, и белое лицо ее залила краска, а глаза заблестели, — ребенок слушает, не говори глупостей.

— Ну а как же? Чем еще это можно объяснить — является незнакомый человек, ты сразу проникаешься к нему доверием, сдаешь комнату да еще и ключ от двери вручаешь!

— Вот ты увидишь его и поймешь. Я тебе говорю, он какой-то необычный. И потом он так заморочил мне голову…

— Как бы там ни было, ноги его здесь не будет! — заявил Ганев, несколько успокоенный последними словами жены и уже сердясь на человека, чуть ли не силой заставившего сдать ему комнату.

Он поел, лег на диванчик и уткнулся в газету, пытаясь забыть о неприятном происшествии. Потом он перешел в холл, включил там радио, послушал сводку военных действий и рассказал жене о забавном случае с каким-то страховым векселем. Обеденный перерыв кончался, он опять переоделся и пошел на работу. В дверях он сказал жене:

— Ана, если тот человек придет, пошли его ко мне в компанию, я посмотрю, что это за птица.

* * *

Прошло два дня, и они почти забыли о квартиранте. Только деньги, которые лежали нетронутые в ящике буфета, напоминали о неприятной истории.

Жизнь их текла по раз навсегда заведенному порядку.

Вечерами Ганев из своей страховой компании шел прямо домой, они с женой ужинали, и, пока жена убирала на кухне и гремела посудой, он лежал в холле на кушетке, читал газету, слушал радио или занимался марками. Девочка играла рядом. По субботам они ходили в кино, возвращались оттуда в приподнятом настроении, возбужденные, обсуждали игру артистов и, довольные, ложились спать. Иногда ходили в гости или звали гостей к себе, но это случалось не так часто. Изредка их навещала теща, которую Ганев не любил, — после этого они с женой обычно ссорились.

Несколько раз в году они выбирались в горы — на Витошу [26] Витош — горный массив на юго-западе Софии. В 1934 г. был объявлен национальным парком. Любимое место отдыха и воскресных прогулок софийских жителей. Люлин — примыкающий с севера к Витоше невысокий горный массив. или Люлии. Все трое выходили из дому аккуратно одетые, наглаженные; Ганев нес громадный рюкзак с едой и запасной одеждой, жена надевала темные очки и прихватывала палку, у девочки через плечо висела коробка для бабочек. В горах они располагались на какой — нибудь лужайке и проводили день в лености и покое.

Но больше всего они любили просто сидеть дома, в своем холле, в семейном кругу. Он так увлекался марками, что просиживал над ними целые вечера, не говоря ни слова, бережно подхватывая их пинцетом и часами разглядывая яркие прямоугольнички. Жена в это время шила или, устав от дневных хлопот, поджидала его в постели.

Случалось, что девочка заболевала. Общая тревога сближала их. Ганев носился по врачам, по аптекам, искал сочувствия у сослуживцев и сам внимательно, сочувственно выслушивал их рассказы о болезнях детей. Его отцовское чувство вспыхивало тогда с особой силой. Он брал на себя все обязанности жены: приносил уголь, топил печку, подметал, даже мыл посуду. За продуктами он и без того ходил сам. Вообще он был примерным супругом, жена ни в чем не могла его упрекнуть.

Супружеская жизнь их продолжалась уже шесть лет, ничем не омрачаемая. Он получал неплохое жалованье, компания выплачивала премиальные, и денег им хватало. Кроме того, жене достался в наследство дом в провинции, который они сдавали. Правда, жили они как-то уединенно, словно бы прячась от других. Когда он позволял себе помечтать, то думал о повышении по службе, о новых марках для коллекции и еще о том, как посовременнее оборудовать квартиру. Он накупил множество всяких приборов и аппаратов — пылесос, электросковороду, приспособления, с помощью которых можно было делать фарш, вынимать из ягод косточки, сбивать масло, а также всевозможные хозяйственные мелочи, многие из которых выходили из строя раньше, чем их пускали в ход. Одно время Ганев увлекался фотографией. Летом он снимал на террасе или в горах, зимой специально ходил в Борисов сад, но фотографировал всегда лишь себя, жену и дочь.