Эмилиян Станев - Будни и праздники

Около трех Марев поднялся и стал собираться на службу. Жена притворилась спящей и, лежа в постели, слушала, как тот, покряхтывая, натягивает ботинки.

Из-за жары все работали в одних рубашках и черных сатиновых нарукавниках. Делопроизводитель, смуглый круглоголовый добруджанец, рассказывал стажеру какой — то эпизод военных лет. За тонкими фанерными перегородками, разделявшими помещение на узенькие, напоминавшие пляжные кабинки комнатки, стучали машинки, а там, где сидел бухгалтер, щелкали кругляшки счетов. В открытые окна была видна площадь, на которой дремали два пыльных автобуса, в сторонке, в жидкой тени черных обшарпанных акаций торчали оглобли распряженных телег, уже наехавших в город к завтрашнему базару.

Время от времени над какой-нибудь перегородкой взлетал чей-то знакомый громкий голос, доносились обрывки разговоров, перемежаемые то бранью, то смехом. Солнце заливало булыжную мостовую и белые оштукатуренные дома ослепительным светом, улицу словно бы качало от зноя, а над всем этим плыл погребальный звон.

Марев старательно заканчивал оформление дневных поступлений. Цифры выстраивались на оелой бумаге, превращались в серебро, пачки банкнот, столбики монет… Над ними металось что-то безымянное, бесформенное. О чем кассиру не хотелось ни думать, ни тем более как-то называть. Сонное оцепенение этого дня рождало неизбывное ощущение безнадежности. Марев устало поглядывал на площадь и с удвоенной яростью в третий раз принимался за спутанные подсчеты.

Часы показывали половину шестого, когда из директорского кабинета раздалось:

— Марев! Позовите же Марева!

Директор Енев весь в поту сидел на широком круглом стуле, расставив короткие ноги, и с досадой барабанил пальцами по столу.

— Вот что. Марев, — громче чем нужно сказал он, не глядя на вошедшего. — Пора уж перевести те деньги, мы и так порядком с этим задержались.

— За чем же дело стало? Я готов.» Раз нужно, переведем.

— Сегодня или завтра? — не понижая голоса, спросил директор и зевнул.

— Завтра. Сегодня не получится. Уже поздно.

— Знаешь что? — директор почти перешел на шепот. Он поднял на Марева сонные глаза и подмигнул.-* Деньги деньгами, а давай-ка мы с тобой махнем сегодня на речку и искупаемся. Только чтобы другие не заметили, а то, сам понимаешь, неудобно. Тебе-то что, касса все равно уже закрыта, а мне неловко.

— Что ж, если вам так хочется, я не против, — ответил Марев, удивляясь, что против обыкновения говорит директору «вы». — Но… как сделать, чтоб никто не узнал?

— Вот и я о том же. Давай выйдем не вместе, а поодиночке. Сначала ты. Через десять минут встретимся за церковью. Ты уж позаботься… немножко ракийки, того- сего, я со своей стороны тоже кой-чего припас… А до речки доберемся на кабриолете. [16] Кабриолет — элегантная двуколка без козел. В северной Болгарии так называли довольно тяжелый четырехколесный экипаж, напоминающий обычную пролетку. Леке довезет. Я уже распорядился.

Директор зажмурился и, вытерев носовым платком шею, громко добавил:

— Значит, решено, Марев. Завтра же и переведем! И вот что еще, — он опять перешел на шепот, — одни поедем или с женами?.. Ты как думаешь?

Марев помрачнел. На смуглом, до черноты заросшем лице директора мелькнула виноватая усмешка.

— Как хочешь, как хочешь, — сказал он, — просто я подумал, почему бы не доставить им удовольствие…

Через несколько минут Марев вышел из банка. Сослуживцы видели, как он пересек площадь и вскоре появился в дверях ресторанчика со свертками в руках. Вероятно, они догадывались, куда он собрался, но Мареву было не до этого.

«Уж не пронюхал ли он чего и теперь ищет способ как-то меня обезвредить?» — думал он. Но, поразмыслив, легко догадался, в чем дело. Директору просто захотелось освежиться и провести время в компании с его женой. О жене Марева в городке вообще много говорили, как это бывает с каждой красивой и бездетной женщиной. Марев вскипел, хотел было повернуться и уйти, но было уже поздно. За церковью стоял запряженный кабриолет, а на другом конце улицы показался директор. Марев злобно сплюнул и нарочно первым взобрался в кабриолет.

Две престарелые лошади зацокали копытами по мостовой, кабриолет свернул в кривой, выходящий к окраине переулок. Покачиваясь на сиденье, директор долго пытался засунуть под воротник носовой платок.

— Ну и жарища! — проговорил он. — Все-таки зря мы не взяли жен, с ними веселее.