Олеся Градова - Танец с жизнью. Трактат о простых вещах

«Две экзистенциальные цели «магической самореализации»: ТВОРЧЕСТВО и САМОНАСЛАЖДЕ-НИЕ. И хотя дающая силу наслаждения власть лежит в основе как белой, так и черной магии, цели такой власти различны. Если в белой магии это власть дающая, власть над людьми для людей, то в черной — власть берущая, власть над людьми для себя. Поэтому говорится, что белая магия служит Богу, а черная — Сатане…».

На самом интересном месте в дверь постучали. Кто-то стащил табличку-«оберег» от внешнего вторжения, и народ начал ломиться в мой кабинет. Это были милейшие люди — начальник юридического отдела, бухгалтер, руководители проектов… Всем им от меня было что-то нужно. Они звонили на все телефоны. Они требовали подписать бумаги, согласовать сроки, уточнить задачи…

Но я никого не принимала. Впервые личное возобладало над общественным. Меня не было для этого мира. Я временно отбыла. Но они не знали, что кабинет пуст, и поэтому продолжали штурмовать мои укрепления.

Я вытащила из сумочки клочок газетной бумаги и положила на клавиатуру компьютера. Вспомнила имя — Герман. Набрала в строке поиска Яндекса «Отец Герман» и продолжила пролистывать интернет-странички, отфильтровывая нужную мне информацию.

Все оказалось проще, чем я думала. Отец Герман — православный священник, который совершает обряд отчитки, то есть того самого «изгнания демонов». В Троице-Сергиеву лавру, бывший Загорск, приезжают паломники со всей России. На сайте лавры был телефон его помощника Александра, и я решилась позвонить. «Да, в ближайшую пятницу, в три часа дня. Приезжайте…».

Я заказала номер в монастырской гостинице на двоих и выключила компьютер. Меня удивила легкость, с которой я наметила траекторию пути. Казалось, я должна была истоптать пять пар башмаков, износить четыре платья, прежде чем найду его. Аккуратно переписав все координаты и телефоны в блокнот, я решила покинуть офис. Не глядя, подписала все оставленные бумаги, санкционировав таким образом покупку рекламных площадей в газетах, проведение социологического опроса о ценностях и нравственных ориентирах россиян, а также заявление на увольнение — уже не помню, кто был его подателем. Мне нужно было все рассказать сыну и выработать совместный план.

— Никита, мы должны поговорить.

— Только, пожалуйста, не говори опять, что ты узнала будущее, — мой сын уже сообразил, как реагировать на мои внезапные заявления.

Я смотрела ему в лицо — почти взрослое, изменившееся за последние несколько дней, или я просто не обращала внимания на то, что он действительно вырос? Уже пробиваются усики, волосы надо стричь и рукава пуловера коротковаты. Когда он успел повзрослеть? Я все время работала, видела его только спящим, с трудом подбирала одежду — постоянно приходилось менять на размер больше. Я не знаю ничего о нем — что его волнует, почему он часами в чатах, почему в карманах валяются зажигалки? Смотрела, как будто сканировала его лицо и сопоставляла с фотографиями, которые делала когда-то на вокзале, когда встречала его из пионерского лагеря… на ворохе упавших рыжих листьев, когда мы купили щенка… в бассейне, когда он учился плавать… в школьном дворе, когда он шел в первый класс с красными гладиолусами… белые кудряшки из-под вязаной шапочки…

— Нам надо поехать в одно место, на пару дней, я уже заказала гостиницу.

— Куда? Я не хочу никуда ехать.

— Это не обычное путешествие, но мне очень важно, чтобы мы поехали вместе… Мы поедем в монастырь. В пятницу с утра уезжаем.

Его как током ударило. Взгляд стал напряженным. Или мне показалось?

— Я не могу поехать.

— Почему? Если ты что-то запланировал, прошу тебя это перенести.

— Я не могу поехать с тобой.

— Если день рождения у друга, мы можем сделать это на следующей неделе, но ты должен уточнить, когда. И уже потом не менять своего решения.

— Мама, пойми, я не могу поехать с тобой… — в его голосе была какая-то новая мне, незнакомая непреклонность. Он никогда со мной не говорил таким тоном — Никита действительно как будто Повзрослел с того самого дня, как я попала в больницу и вывалила на него новое» знание».

— Я понимаю, что это не так интересно, как ехать на горные ледники Майрхофена, но я прошу, я так редко тебя о чем-то…

— Не могу… — почти шепотом, как самый последний аргумент.

Моё сердце словно пронзили острой иглой. Я начинала понимать причину его непреклонности.

— Никита, а где твой крест?