Олеся Градова - Танец с жизнью. Трактат о простых вещах

— Молись как о заблудшем, — молвил он с какой-то всепрощающей легкостью и дал поцеловать руку.

Я незаметно стерла помаду и коснулась губами тыльной стороны его довольно холеной ладони.

В стенах монастыря мне становилось легче, как будто старинные кирпичные укрепления защищали меня от демонов, с которыми мне довелось так близко сойтись. Среди страждущих, но светлых людей, выстаивающих многочасовую очередь к мощам Сергия Радонежского, я чувствовала себя «нечистой», но опять маскировалась под обычную прихожанку.

Постепенно приходили спокойствие и умиротворение. Весь день я пила воду из источника, к обеду разжилась какой-то медовой ковригой. Есть не хотелось. Уже вечером, когда ворота закрывались, я покинула лавру. Та молодая женщина все еще стояла на площади и собирала пожертвования. Я достала тысячную купюру из сумочки…

— Что с твоим ребенком?

— Лейкемия…

Я хотела спросить, как зовут малыша, но почему-то вспомнила слова Антона: «Каждый раз, когда ты будешь давать милостыню, твоя жизнь будет таять, как шагреневая кожа». Я протянула ей денежку и подумала, что никто не знает, где этот край. Как никто мне не ответит — может, тот мир, в который мы посланы, и есть ад, и мы должны пройти все девять кругов, для того чтобы вернуться в Обитель.

Женщина как-то суетливо благодарила меня, как будто это были большие деньги, которых могло хватить на операцию, если она действительно была необходима ее ребенку.

— Скажи имя, чтобы я молилась за тебя, — сдерживая слезы, произнесла она.

— Молись за сына моего Никиту…

Утром в шесть я уже была на утренней службе в Троицком соборе. Когда закончилась литургия, батюшка распахнул ворота алтаря, и я, ослепнув от хлынувшего сквозь мозаичные окна солнца, поняла, почему алтарь ставят на восточной стороне храма. Чтобы верующие испытали тот самый восторг — будто свет нисходит к тебе и изгоняет тьму.

На исповеди я опять путалась в показаниях:

— Не знаю, как сказать, батюшка. Боль в моем сердце, боль за сына. Я грешна, я была плохой матерью. Он связался с ребятами-южанами. И под их влиянием принял ислам. И я не могу ни свечу за него поставить, ни молиться за него не могу.

— Он убежден или заблуждается?

— И то и другое, он ребенок, он слеп, он не ведает, что творит.

— Приводи его сюда, он покается, и его простят.

Повисла пауза, и я поняла, что он ждет других признаний. С моего лица, тронутого болью и тревогой, он считал свою собственную информацию.

— Я полюбила человека. Он оказался черным…

— Как это черным?

— Черным магом…

Смиренность в его взоре уступила место суеверному ужасу. Вот уж ожидал чего угодно, только не этого. Мне стало страшно, что он прогонит меня, я вспомнила, как Афине, «ведьме с Портобелло», отказали в причастии, потому что от нее ушел муж и церковь посчитала ее недостойной. Я шептала оправдания, говорила, что раскаиваюсь, у меня мутилось в голове от долгого стояния на коленях, я думала о том, когда закончится эта пытка, ведь любовь не может быть преступлением перед Богом.

— Ты хочешь привлекать внимание. Одеваешься ярко. Ты притягиваешь темных людей. Изменись, откажись от всего, из чего, как тебе кажется, состоит твоя жизнь. Приди к Богу. Искренне, истово. У тебя печать диавола на лбу! Тебе надо прийти в церковь, другого спасения нет…

И мне опять показались знакомыми эти слова… Он наложил на меня епитимью, сказал молиться сорок дней и перекрестил тремя перстами…

Возле Предтеченского храма стояли люди. Плотная и решительная толпа дожидалась отца Германа. Значит, он выздоровел, значит, сегодня все и произойдет. Маленькая записка на дверях церкви оповещала о службе, назначенной на три часа дня. Сейчас около двенадцати.

Я встала в «хвост» собравшихся, понимая, что стоять придется долго и вряд ли здесь можно занять очередь и отойти по делам. Накрапывал дождь. Девушка рядом со мной раскрыла зонт и предложила мне укрыться вместе с ней. Я поблагодарила. Мельком оглядела ее по-женски — тоненькая, хорошо одетая, шпильки, чулки-сеточка, лаковая сумка, хороший телефон. Аккуратные и привлекательные черты немного усталого лица.

Часа через два толпа начала сжиматься, и мы уже стояли тесно прижавшись друг к другу, практически не дыша. Я спросила:

— Ты первый раз здесь? — Да.

— И я первый.

— А ты откуда узнала про отца Германа?

— Люди добрые посоветовали.

Наши глаза встретились, я увидела в ней своего «энергетического двойника» — видимо, внутри нее сидел тот же демон, что и у меня. И так же, как я, она надеялась на избавление. Неизвестная светлая женщина направила ее сюда. Она тоже поняла это. Так в миру встречаются бывшие заключенные, узнавая друг друга по только им понятным знакам.