Геннадий Авраменко - Уходили из дома

Скрипу подняли на смех, но когда наверху появился я, шуточки поутихли.

Не хотел, но пришлось рассказывать о вчерашнем приключении и демонстративно поесть чеснока.

Глаза у меня действительно страшные — сосуды полопались, белки налиты кровью.

Совсем оклемавшийся Петька ушел собирать шиповник, а я затеял уборку и постирушку. Позавчерашнее происшествие превратило мою одежду в заскорузлые от грязи тряпки с налипшими листьями. На роднике, жмурясь от холода, полностью постирал всё, в том числе и парадную одежду для вылазок в город. Боюсь теперь заболеть, руки буквально судорогой свело от ледяной родниковой воды. Еще болят обе ноги. Правая, пострадавшая при прыжке в Севастополе, или уже потихонечку проходит, или я к ней просто привык. Левая, с ободранной веревкой кожей, неприятно саднит. Какой-то хиппи-инвалид, честное слово.

В стене, на проходе, снова появилась гадюка. Судя по размерам, кто-то из родителей той, предыдущей, павшей от моей руки. Три раза на меня прыгнула, шипит, в кед вцепилась. Хотел убить, но не было под рукой ничего, а ногой страшновато.

К шести часам добрел до Терновки, сел в какой-то странный автобус (вроде балаклавский было написано, а в Балаклаву не поехал) и через час уже был в мастерских, где меня радостно встретили Пуля, Вася и Женя. Все в работе, выставка уже послезавтра. Я тоже есть на одной из Женькиных картин. Керил пишет в стиле Рериха, название под стать — «Срок наступает». Толпа людей стоит к зрителю спиной и смотрит на рассвет, так вот одна из спин — моя. И похож ведь!

У Сашки Тона, он же Шурик, он же Шарапов, он же Алекс, сегодня день рождения. Двадцать.

Сдали с Пулей бутылки и расстроились. Шампанские «огнетушители» всего по 6 купонов. Лучше б я молочные повез!

На Мангуп набрал хлеба, в мастерские — продуктов пару пачек «Ватры» и «Любительские». Деньги, кроме заветных, почти закончились.

Вечером съездил в Первую горбольницу, сделал рентген ноги. Трещины, к счастью, нет; видимо, был сильный вывих или ушиб. Уже неделя прошла, а все болит, хот; привык, конечно.

Внутренний будильник сработал в 3.15 — рановато. Я лежал и ломал голову: вставать или не вставать. В голове выстроилась сложная логическая конструкция, которая приказала мне спать дальше. В следующий раз проснулся в 4.06 — то, что надо. Попил чаю — и в путь. Пуля прогулялся со мной до Матроса Кошки и повернул обратно, а я вскочил в троллейбус и прибыл на вокзал с запасом аж в сорок минут.

За две остановки до Симферополя меня прогнали в тамбур контролеры, потом до десяти я болтался на вокзале. А потом прямо у дверей вагона я встретил Зойку!

Зойка приехала как заправская столичная штучка, сигареты «Опал», благоухает невероятными духами, бутылочка коньяку...

— Соскучилась! — кокетливо заявила она, вырвавшись из моих объятий. — А ты загорелый какой! И по виду, совсем тут не погибаешь. Ничего, я тебя спасу, пещерный мой человек!

Всю дорогу в электричке мы без умолку болтали. Я рассказывал про Крым, Зойка тараторила про киевских и про какие-то далекие от меня явления вроде института, метрополитена и демократии. Я уже настолько оторвался от цивилизации, что разговоры на общебытовые темы для меня теперь несколько дики.

После станции «Сирень» началось что-то страшное. До Мангупа мы и не надеялись добраться до темноты. Но чтоб такая невезуха — нас как будто специально пытались задержать, не пустить на гору! Ни одна машина и не думала нас подвозить, ни один автобус даже не прошел мимо. Так пешком мы и добрели до озера лишь часам к семи, когда уже стемнело. Не уверен, что к счастью, но на озере наткнулись на умиротворенных Марка и Йогу. Умиротворением они поделились, накурили нас до дыма из ушей.

И поползли мы с Зойкой вверх. Отдыхали через каждые двадцать метров, дико хохотали. Лишенные сил, уже и спать собирались прямо там. Но к полуночи доползли все-таки до пещеры. Это был, пожалуй, самый долгий мой подъем на Мангуп: вместо усредненных сорока минут мы карабкались четыре часа! Впору задуматься — ведь никогда, ни под каким кайфом и опьянением так не бывало раньше...

Буквально за руку таща Зою по стене, я добрел с ней до Графской, мы растолкали Петьку, накурили его и отправили спать на Кухню.

Спали долго. И если бы не Петька, который проголодался и пришел нас будить, продрыхли бы до полудня. Сварили покушать, умылись.