Оливия Агостини - Ржавчина в крови

Но с тех пор его дуэли с Френсисом превратились в настоящие сражения со звоном металла, тучами пыли, бурлением адреналина в крови и испариной.

Казалось даже, будто Ален хочет взять реванш, хотя бы за кулисами жаждет победить того, кто пронзит его мечом на экране.

Когда же тренировки заканчивались, вечерняя прохлада вместе с жарой тушила и агрессивность, и за ужином оба снова сидели рядом, передавали друг другу корзинку с хлебом и смеялись одним и тем же остротам.

Роль шута нередко выпадала Джеральду Конноли, то есть брату Лоренцо, который, как настоящий ирландец, любил выпить, а потом с пылом восхищался красотами Тосканы и рассказывал о своих юношеских донжуанских подвигах. Во всяком случае до тех пор, пока мисс Бернс не начинала покашливать, вынуждая его подняться и увести своих слушателей на веранду.

И в музыке у нас тоже не было недостатка. Бруно Фантонетти, мой любимый композитор, сочинял за роялем, склонившись к нотной бумаге, и тут же проигрывал найденную для фильма мелодию.

— А вот это? Что скажешь? — то и дело спрашивал он, подзывая меня. — Это тема Джульетты.

Я просил его повторить, одобрительно кивал, ещё раз просил проиграть, восторгаясь и представляя, как это зазвучит в исполнении оркестра.

Парча, бархат и другие ткани всевозможных расцветок и фактуры привозила на нашу виллу Реджина Пика, художник по костюмам, которая приносила нам эскизы, снимала мерки с актёров или даже примеряла костюмы, так что вдруг начинало казаться, будто у нас тут модное ателье накануне дефиле, вокруг толпятся взволнованные модели, — и фильм представлялся мне всё ближе, на расстоянии ножниц.

Однажды утром, когда мы репетировали с Лавинией и Френсисом за столом, я заметил, как бежит время.

Я читал вслух сценарий, чтобы показать им, какие реплики выделить, где помедлить, а где, наоборот, заговорить быстрее, как вдруг, взглянув на Френсиса, обнаружил, что у него с тех пор, как приехал, заметно отросли волосы, теперь они уже совсем закрывали уши. От удивления я остановился. Прикинул, сколько прошло времени, и понял, что май уже на исходе и мы вскоре отправимся в Рим снимать в «Чинечитта» сцену бала во дворце Капулетти.

— Что-то не так? — спросила Лавиния, когда моё молчание затянулось, и смущённо переглянулась с Френсисом.

Я вышел из задумчивости и, глядя на них, обнаружил, как изменились они оба за время пребывания в Италии, как благотворно сказалась на них новая жизнь, преобразив их лица. Усталость оборачивалась вялостью, рассеянностью, но не превращалась в чёрные крути под глазами, не искажала облик.

Френсис загорел, брови у него посветлели, губы готовы растянуться в улыбке, как если бы он привык улыбаться окружающей его красоте.

Кожа у Лавинии, всегда светлая, теперь сделалась совсем прозрачной и словно светилась изнутри, что прежде не замечалось из-за недостатка света. Теперь же её бледность выглядела не такой, как у людей, постоянно живущих при пасмурной и дождливой погоде, а скорее походила на белизну статуй, высеченных из каррарского мрамора: идеальная, без пятен, приглашающая мир восхищаться ею. Мы не позволяли Лавинии, это верно, лежать на солнце, потому что загорелая Джульетта выглядела бы слишком современной, но думаю, что она вряд ли слишком загорела бы.

В тот день я решил отменить репетиции и отвезти ребят во Флоренцию, в последний раз и только втроём побывать в моём городе. Френсису следовало подстричься, и я знал, что превратить его в средневекового пажа, в Ромео, какой виделся мне, стоило только закрыть глаза, может Ванни Пуччи, парикмахер, к которому я ходил в детстве, когда жил в квартале Святого Марка. Забавно будет привести их к нему по следам моей юности, словно путешественников-учеников.

Я отправил их переодеться, а потом усадил в машину, на заднее сиденье.

Но на первом же повороте вдруг услышал: — Can I drive? [50] Могу я повести машину? (англ.).

Френсис спросил прямо, без обиняков и смотрел на меня так пристально, что вынудил быстро взглянуть на него.

Я сказал, что не могу позволить ему сесть за руль, что дорога узкая и я не хочу рисковать. Потом, желая научить его говорить правильно, объяснил, как именно он должен был бы попросить меня по-итальянски в следующий раз, когда захочет повести машину.

— Так могу я попробовать? — тотчас повторил он. — Пожалуйста… Я не опасность, don't worry [51] Не волнуйся (англ.). , — добавил он и указал на заднее сиденье, давая понять, что никогда ни за что не стал бы подвергать опасности Лавинию.