Оливия Агостини - Ржавчина в крови

Потом Федерико вдруг вспомнил, что один из его товарищей по Киноакадемии, некий Андреа Меи, только что приобрёл небольшой особняк в средневековом предместье Мареммы. Федерико позвонил ему, интересуясь, нельзя ли навестить его и не позволит ли он поснимать у него в доме. Он отправился к нему один, не зная точно, когда вернётся. Скоро, пообещал он.

Леда посоветовала подумать над тем, чтобы для сцены праздника воссоздать дворцовый зал на студии «Чинечитта». Я стал обдумывать такой вариант — и не мог сказать, что она неправа.

А дни между тем мелькали яркие, словно светлячки в ночи. Лето ещё не наступило, но уже ощущалось в воздухе, о нём оповещали и тучи комаров, и стрекот цикад под нашими окнами.

Я назвал нашу актёрскую группу «Весёлой компанией», позаимствовав выражение у Боккаччо, потому что плохое настроение, похоже, ни разу не перешагнуло порога нашей виллы. Фоном вырисовывалась трагедия Шекспира, но мы — на первом плане — старались развлекаться беспрестанно, всеми силами превращая часы в драгоценные воспоминания, которые порадуют нас когда-нибудь в старости.

Только мисс Бернс ещё не подружилась с травой в саду и с невозмутимым видом сидела в шезлонге, укрываясь от солнца под белым зонтом, с книгой на коленях и вечно скучающим выражением на лице. Когда мы ужинали, она заканчивала есть всегда последней, так как старательно размельчала на кусочки любое блюдо и, прежде чем отпить что-либо, всякий раз вытирала салфеткой рот. Она никогда не участвовала ни в каких разговорах. Ясно было, что ничего не понимает в кино и поинтересоваться им ей даже в голову не приходит. Она подавала голос, только когда нужно было что-то запретить Лавинии, например глоток красного вина или засиживаться вечером на диване, репетируя с Френсисом.

Лавинии оставалось лишь пожимать плечами, вздыхать и, естественно, повиноваться. Она не могла усыпить бдительность своей chaperon , не могла, пусть и на расстоянии, огорчать мать.

— Ферруччо, — тем не менее поделилась она со мной, когда мы оказались одни на кухне и я наливал себе молока, — это же несправедливо, разве не так?

— Что? спросил я, решив отвечать медленно, чтобы она поняла мой итальянский, и закрыл дверцу холодильника.

Лавиния, казалось, подумала немного, словно подыскивая правильные итальянские слова, но потом, поняв, что даже при большом усердии всё равно сделает ошибки, быстро произнесла: — Не понимаю. Почему я не может делать всё, что хотеть, а Фрэнни может. У нас один возраст, не так ли?

Прежде чем ответить на вопрос, я исправил её ошибки, потому что не хотел, чтобы они закрепились в её речи, и погладил по голове.

— Фрэнни — юноша, — сказал я, назвав Френсиса тем же уменьшительным именем, что и она.

Лавиния заметила, что если всё дело только в этом, то она тоже хотела бы быть юношей. В таком случае никого не волновало бы легла ли она спать в одиннадцать и высушила ли волосы после плавания в бассейне.

— Нет. Ну что ты. Don't say that! [48] Не говори так (англ.). Не говори глупостей, моя дорогая. Ведь тогда пришлось бы отказаться от твоих чудесных волос и твоей красоты, just to be a boy! [49] Чтобы быть юношей (англ.). Не путай свободу быть самой собой со свободой делать что хочешь.

Лавиния посмеялась, но я усомнился, что она всё поняла, ведь я говорил по-итальянски, и мне показалось, поскучнела. На какое-то мгновение, глядя, как она идёт к лестнице, направляясь в свою комнату, я подумал, что мне следовало бы заступиться за неё перед мисс Бернс, а не отвечать шуткой на жалобу.

Так или иначе, через два дня я решил, что правила, установленные до сих пор только для Лавинии, должны стать общими, никто больше не будет нырять в бассейн после захода солнца, прощайте купания при луне, незачем слишком искушать судьбу. Я слышал, как чихает Алек Шеридан, наш Меркуцио, и не желал эпидемий на съёмочной площадке.

Уже шли занятия танцем, нелёгкие для ног, и фехтования, вынуждавшие Ромео, Тибальта и Меркуцио задыхаться и напрягать мускулы. Каждый день какой-нибудь уголок моего сада превращался в площадку для сражения. Инструктор, бывший чемпион мира, специалист по средневековому фехтованию, извлекал из ножен почти метровую шпагу с килограмм весом и показывал троим актёрам, как держать оружие, делать выпады, парировать удары, приседать. Нередко случалось, кто-то получал царапину, обдирал локоть или колено, ничего страшного, но вид крови всё равно тревожил меня.

Однажды Ален Вебстер, актёр, которого я выбрал на роль Тибальта, лондонец двадцати пяти лет, с крепкими ногами и приплюснутым носом, получил в поединке с Фрэнсисом царапину под правым глазом. На всякий случай мы отправили его в город, к травматологу, хотя и не понадобилось накладывать швы. Оказалось, достаточно пластыря, чтобы забыть о проблеме, не осталось даже лёгкого шрама на память о пережитом испуге.