Сергей Минаев - Москва, я не люблю тебя

— Алло! Алло, вы меня слышите? — оживает трубка. — Вас мое предложение не заинтересовало? Почему, простите?

— Не заинтересовало, — отвечаю я после долгой паузы. — Я не люблю коррупцию. Считаю, что именно она тормозит модернизацию нашей страны и разваливает экономику.

Следует еще более долгая пауза. Потом оглушительный взрыв хохота. Я тихонько подсмеиваюсь в ответ. Смех в трубке становится сильнее, мой тоже. Только чуть более нервным.

— Ой, ну вы даете! — наконец заканчивает ржать абонент. — Нет, я давно так не смеялся! Чувство юмора у вас, конечно… н-да. «Четвертачок» мы могли бы обсуждать? Нет, — снова начинает он смеяться, — с юмором все полном порядке! Вы именно такой, как мне вас и описали.

— Нет, не такой. Вы уж мне поверьте! — отвечаю я, отключаюсь и перевожу телефон в режим «в самолете».

Жаль, себя я не могу перевести в этот режим прямо сейчас. Господи, неужели это закончилось? Неужели больше и правда не будет в моей жизни всех этих депутатов, бандитов, партийных лидеров, правозащитников, борцов с коррупцией, представителей малого и среднего бизнеса, начальников управлений и личных помощников? Всего этого сброда людей в некрасивой одежде и с еще более некрасивыми мыслями? С образом жизни и привычками, состоящими из «чирков», «пятнах», «четвертачков» и «полтосов»?

Все эти вопросы покидают меня вместе со струями табачного дыма, которые я выпускаю, лежа навзничь на траве, в которую даже бродячие собаки не ссут. Брезгуют.

Еще я думаю о том, что ничего не изменится. Он найдет другого курьера, и деньги будут четко доставлены адресату. Тот, другой им обойдется даже дешевле, потому что он — не я. И винтики надавят на шестеренки, а шестеренки — на беговые колесики.

И система продолжит работать не потому, что это закон жизни и плывущую лодку не стоит раскачивать, — просто раскачивать ее на самом деле некому.

Но все это мне уже безразлично. Это будет уже без меня. Без «Мистера Вульфа», как называют меня самые продвинутые, торчащие от Тарантино клиенты. Без «Зигги Стардаста», как меня не называет никто. Даже я сам.

И все это не потому, что я самый правильный, принципиальный и осознавший.

Через пять с небольшим часов я окончательно со всем расстанусь вовсе не потому, что верю в теорию малых дел, согласно которой маленький винт, сорвавшийся с резьбы, может сломать машину. И даже не потому, что знаю, где берут новые винты, какой отверткой закручивают или каким молотком забивают.

Я уезжаю потому, что ощущаю каждой порой кожи, что в этой машине все зависит от того, кто в данный момент сосет у чувака, определяющего, сколько в этом месяце выдать денег тому, кто нарезает им всем резьбу…

От этого не хочется выть. Не хочется демаршей и публичных выступлений. Я не стану блогером, обличающим все, что выжило его из города. Я ни на кого не злюсь и никого не жалею. Я сам, добровольно и за неплохие деньги, был частью всего.

Тесное общение и работу на людей, о которых я не мог говорить иначе, чем небрежно-презрительным тоном, я компенсировал еще более саркастичным и насмешливым тоном по отношению к себе. Еще бы! Когда получаешь деньги от воров, убийц и просто ничтожеств, ничего, кроме умения посмеяться над самим собой, с годами не остается. Посмеяться как можно громче, пока это не сделали другие. Самого себя легче считать манерным психопатом, чем конченым подонком.

Я не самый честный, я самый заебавшийся.

Все последние годы я вел себя, как шлюха, которая переспала за небольшие деньги с большим числом клиентов одновременно, а теперь укоризненно качает головой по поводу «стрелки» на чулках.

Хотя я снова сам себе вру. Наши проститутки не носят чулки. Они носят колготки. И чаю нальют, когда клиент захочет «попиздить за жизнь».

И сколько у меня было таких клиентов!

Поэтому я не требую справедливости, я прошу лишь вид на жительство.

Еще какое-то время мое тщеславие будут тешить новости из родного когда-то города, рассказывающие об очередном убийстве или взятии под стражу моего коллеги по ремеслу.

«В самом деле, — скажу я себе тогда, — ты был лучшим, Вова». Скажу и однажды вовсе перестану читать такие газеты и такие новости.

Я искренне верю, что так оно все и будет.

Я допеваю за Боуи, сажусь в машину и двигаю в сторону Шереметьева-2. Через пятьсот метров открываю окно и вышвыриваю гребаного зайца. Еще через километр в окно летит диск Space Oddity. Я уезжаю. And I hope my spaceship knows which way to go…