Сергей Минаев: Москва, я не люблю тебя

Друян десятый год служил в московской мэрии. Начинал специалистом, потом начальником отдела, а семь лет назад Юрий Михайлович Лужков лично назначил его заместителем начальника департамента строительного надзора и охраны памятников архитектуры.

И все за эти годы не быстро, но как-то само собой устроилось. Пара-тройка бизнесов на жену. Не таких, конечно, как у Батуриной, но семья Друянов в олигархи и не записывалась. Несколько квартир — не пентхаусы, но престижные «сталинки». Дом на Риге, дом в Юрмале, дача в Барселоне. «Совсем ты, Лешка, себя не жалеешь, — говорила обычно Наталья Дмитриевна, гладя супруга по голове, — нормально ведь живем. Не хуже, чем у людей».

И в самом деле не хуже. Вот и дочь замуж выдал, закатив свадьбу в ресторане «Марио» (опять же не в силу любви к итальянской кухне, просто друзья бы не поняли более дешевого), за… когда любишь, не считаешь, как говорится. Сын в Лондоне только на ноги встал после коледжа. «Так бы жизнь бы шла и шла»…

Так она и шла. До вчерашнего дня. Точнее до пятнадцати ноль-ноль, когда началось совместное, с ребятами со Старой площади, совещание. Разговор шел, как обычно, за перемены, против коррупции и чтобы к людям ближе.

Тучи сгустились ровно в тот момент, когда Друян в сердцах бросил, что-де запросы и предложения от населения тонут в кабинетах среднего чиновничьего звена, а работы так много, что лично с представителями малого и среднего бизнеса встречаться не получается. Удар молнии материализовался во фразе одного из парней из Администрации Президента:

— А у вас что же, Алексей Иванович, своего блога нет? В ЖЖ, фейсбуке? Твиттер-то хоть ведете? Нет?

— У меня вот, — пробормотал Друян, воздев вверх айпад, — вот… есть…

— Эх, Алексей Иваныч, Алексей Иваныч… не хотите вы модернизироваться…

Сказано это было максимально шутливым, даже игривым тоном. В проброс, будто эти слова ничего и не значат. Сказано так, что Друян почувствовал — пиздец особенно близок. Он скатывался по лацканам пиджака того парня, разливался по длинному столу для переговоров, огибал стаканы для карандашей, соседские блокноты и айпады. Поток пиздеца разбегался на много маленьких ручейков, чтобы потом слиться в один большой и поглотить Алексея Ивановича…

На работу Иваныч вернулся, кажется, с повышенным давлением. Обедать не стал, созвал Татьяну и помощников. Закатил истерику на предмет модернизации. От предложения немедленно завести аккаунты во всех соцсетях и начать переписываться с населением от его лица командой технологов, отказался.

— Вы там понапишете, блядь! — вскричал Друян, предпочитая все жизненно важные вопросы (а вход в интернет, судя по всему, был именно таким вопросом) контролировать лично. — Инструкцию по этим вашим социалистическим…

— Социальным, — робко поправил его помощник по работе с прессой.

— Хуяльным! Чтоб инструкция через полчаса у меня на столе была! — Друян жахнул кулаком по столу так, что фарфоровая фигурка гейши повалилась на бок и стыдливым взором уперлась в потрескавшийся от времени паркет.

Друян в очередной раз нажал на кнопку «загрузить», плюнул во всплывшее окно «разрыв соединения», скомкал инструкцию и схватил мобильный:

— Але, Тань!

— Алло… да… да, Алексей Иванович, — заспанным голосом ответила трубка.

— Тань, ты, значит, как хочешь, а эта хуевина не работает. Так! Откуда я знаю? Читал по слогам, епта. Разрыв этого… соединения, все время пишет. Вот чтобы завтра, к девяти, нет, к восьми тридцати! — Друян отставил трубку и прокашлялся. — Все вот эти мудаки, мои помощники, компьютерщики эти… чтобы к восьми тридцати весь этот интернет, твиттерь и этот, как его… не важно. Короче, чтобы все работало. Я лично принимать буду… и не дай бог! Поняла меня? Не дай бог, чтобы… в общем, ты поняла.

— Поубивал бы тебя, дуру ебучую! — Друян швырнул мобильник на лаковую поверхность стола в китайском стиле, подошел к высокому, в человеческий рост, винному шкафу и потянул на себя затемненную дверцу. Мазнул взглядом по портрету монтажника работы Дейнеки на стене, по стойке с виниловыми пластинками, шкуре леопарда на полу и замер в задумчивости.

Алексей Иванович любил оперу, бордо не моложе 1987 года, соцреализм в живописи и овсяное печенье. А людей Алексей Иванович не любил. В особенности москвичей.

Не любил с детства, как любой выходец из глубокой провинции. Москвичи существовали рядом с момента рождения Алексея Ивановича.

Сначала это были фантомные, невидимые враги, которые сожрали в стране всю колбасу и все шоколадные конфеты (так, во всяком случае, представлялось со слов отца, раз в год бывавшего в столице и описывавшего Москву, как другую планету). Потом они материализовались в виде сокурсников в МАДИ, у которых была московская прописка и отдельная родительская квартира. Они вкуснее ели, лучше одевались и женились на самых красивых провинциалках.