Татьяна Алферова - Коломна. Идеальная схема

— Пойду покурю во дворике, подожду Платонова, — у Петра Александровича было такое сокрушенное лицо, весь его облик, солидный, основательный, несмотря на расстройство, вызывал такое доверие и сострадание к несчастью, постигшему молодого барина, что дежурный врач не сразу спохватился. Пришел Платонов с аккуратной бородкой, уверенный в себе и язвительный, заявил, что в первый раз видит поступившую девицу, что, в общем-то, ничего не значило. Мало ли девиц на свете, у иного приятеля каждую неделю новая пассия, всех не то, что не упомнишь, вовсе не увидишь. А вздумай эти поклонницы общительного приятеля поголовно травиться — это же на каждом углу больницы строить надо. Медбрат отправился за барином — точно, барин, пиджак такой модный на трех пуговицах, туфли дорогие фасонистые и сам гладкий холеный — не нашел ни у приемного покоя на лавочках во дворике, ни в саду перед корпусом. Сад — названье одно, любой уголок просматривается, несколько деревьев всего, да и те облетели.

— Ну, что, влипли мы по первое число. А уж таким порядочным этот господин мне показался. Хорошо, если девицу вытащим, а ну, как не откачаем. Надо в полицию сообщать, попытка самоубийства, — жаловался дежурный доктор.

— Это ты, братец влип, — открестился Платонов. — Мало ли кто на меня ссылается, да меня по всему городу знают, я и в других больницах оперирую, случается. Отравление — вовсе не мой профиль.

— Вы поймите одно, — уныло начинал доктор, и Платонов, не слушая, весело думал, как с тем неинтересно: понял одно, а другое ему уже не важно, другое он и знать не захочет. Дома ходит наверняка в засаленном халате и шлепанцах, из халата нитки торчат. И больных принимает таких же неинтересных — вот, как нынешняя девица. Надо же, не установить, кто доставил больную, ну и раззява.

— Как, говоришь, выглядел доставивший пострадавшую?

— Вы меня как следователь допрашиваете — «пострадавшую». Пострадала по своей дурости. Как выглядел — хорошо выглядел, белобрысый, румяный, здоровущий.

— По таким приметам его мигом сыщут, у нас в Питере население сплошь бледное да квелое, вашего барина за версту увидят, — резвился Платонов.

Дежурный врач обиделся и ушел за ширму.

Звук дверного колокольчика заставил Катерину подпрыгнуть на стуле. Сама не заметила как задремала, это у них с Любой общая семейная черта, стоит навалиться неприятностям, и моментально клонит ко сну. Быстро же вернулся Сергей Дмитриевич, мало погулял, шампанского не успел выпить. Но Катя решила не выяснять отношения с мужем, новый узор разводами — изобретение, подсмотренное у собственного отражения в окне, волновали ее гораздо сильнее. Катерина выбежала в коридор, вслед за Соней, нетерпеливо ждала, пока та отворит мужу дверь. Но это оказался Гущин. Едва дверь открылась, он взошел, растрепанный, без шляпы, без пальто, совершенно не в себе, и схватил Катю за руки.

— Что такое? — Катя имела в виду спросить: — Что-то с мастерской? — но спросила: — Сережа? Что с Сережей? — Пол под ногами, отличный буковый пол, покрытый в коридоре дорожкой, начал продавливаться и размягчаться, словно она стояла на каучуковой доске. Катя зашаталась и упала бы, если б Гущин не держал ее, уже не за руки, а за плечи.

— Катя, соберись, нам нужно немедленно ехать. — Петр Александрович на глазах обретал уверенность. Видимо, Катина слабость подействовала на него столь целительно. — С Сержем все в порядке. То есть, я не знаю, где Серж.

Такой логический ход Кате оказался не по зубам. Она торопилась узнать, что с мужем, потому совершенно не могла слушать, и тащила Гущина за собой в гостиную. Если тот не знает, где Сережа, почему так уверен, что с ним все в порядке? Сообразила спросить, когда они уселись рядом на ковровом диване: — Что стряслось? Куда ехать? — и, наконец: — Мастерская? Сгорела?

— Можно и так сказать, — Гущин успокоился настолько, что позволил себе угрюмо усмехнуться. — Я не собираюсь устраивать расследование и тебя обвинять, но кое-что объяснить придется. Давай-ка поедем на Канонерскую, Федька внизу дожидается. Там, на месте, проще будет объяснять.

Только услышав название улицы, на которой располагалась их мастерская, Катерина вспомнила о Любаше, о том, что Петя собирался туда в неурочный день; так и есть, он натолкнулся на Любу и Самсонова, приехал с Катей разбираться. А она обо всем забыла со своей новой затеей, со своим чудесным узором, почти муаровым. Петины гнев и волнение удивительно некстати, и Сережа фордыбачит, уехал гулять, видали. Придется объясняться дважды, сейчас с Гущиным, после еще и с мужем.