Татьяна Алферова - Коломна. Идеальная схема

Катерина так удивилась, что забыла сердиться. Но промолчала, не спросила, откуда Гущину известно. Знала, муж спросит, и он не подвел, принялся выяснять, заикаясь от волнения и обиды, никак не мог уразуметь, чем неизвестный Самсонов отличается от любого другого мужчины. Все одно, получается дом свиданий, и тем самым обида для мужа. «Мужа» Гущин проглотил, прищурился ехидно, но выправился.

— Самсонова я имел неудовольствие знать. Он с нами учился, на другом факультете, ты-то, конечно, запамятовал. Из вечных студентов, жил на пособие, неизвестно какое, в общих затеях участие никогда не принимал. И всегда увлекался политикой, его за это и отчислили, в конце-то концов, а не за «хвосты». Самсонов — красный, с первого взгляда видно, по одной манере носить тужурку. И опасаюсь я, что он Любе в лаборатории какие-нибудь прокламации передавал для товарищей, нет, не скажу, что она знала, поди, втемную использовал бедную девушку, Люба наша сообразительностью не отличается. Что он ей наплел — неизвестно. И всем нам как раз выгодно представить их свидание как любовное, чтобы не выползло что похуже. Как бы это, друг мой Серж, не оскорбляло твое самолюбие супруга.

— Но с чего ты взял, что Люба встречалась именно с Самсоновым? — настаивал Колчин.

— Да уж, взял-с, — отвечал Петр Александрович, а Катерина возмущенно фыркнула:

— Тебе бы романы писать, с такой фантазией. — Но подумала немного, поняла, что для нее это выгодно и не стала дразнить Петю. Друзья вели себя как дети, уж не важно им было, почему Катерина дала ключ от общей лаборатории, а то важно, не вляпались ли в политику. Какая глупость. Но нет, это Сережа демонстрирует дремучую наивность, а Петя дурачит его. Зачем бы ему? Ладно, доживем до следующего дня. Любаша и прокламации — смешно, ничего не скажешь. Петя выручил ее, как нередко выручал раньше, но в детстве он отвлекал внимание отца, а сейчас — мужа. Если Катерина не льстит себе, если, вправду Петя ее любит, зачем предложил устроить их брак с Колчиным? Затем, что в первую очередь, купец, что дело для него важнее — казалось ему, что важнее. А сейчас — не выдерживает. И Катя пожалела и Гущина, и мужа. Оптом.

Гроза миновала. Соня тихонько убирала со стола, Гущин отправился домой. Уязвленный Колчин закрылся в кабинете делить обиду с головой лося, стеклянными глазами поблескивавшей на книжные шкафы вдоль стен. Катя легла и уснула тотчас, крепко, без сновидений.

Их вызвали через два дня, Петра Александровича и Сергея Дмитриевича. Друзья решили признаться, что Люба отравилась в их мастерской — придумать что-либо другое оказалось трудно. Но можно договориться со следователем, чтоб держал это по возможности в секрете от Любиного отца и, соответственно, от Катиного. Гущин уверял, что за небольшую мзду столкуется. Все судейские берут взятки, известно. Они отправились вместе, но Гущина пригласили первым. Следователь показался, если и не вполне дураком, то простоватым недотепой. Соломенные прилизанные волосы с нелепым пробором — скажите, англичанин выискался, безвкусные бачки, старомодный сюртучок: вот и весь Иван Гаврилович Копейкин, долговязый судебный следователь. Он соглашался и мелко кивал, похоже, поверил всему, что говорил Гущин. А тот говорил чистую правду, как не поверить. Да, у Любови Васильевны Терентьевой был роман с Самсоновым. Они Самсонова почти не знали, зато давно и коротко знакомы с Любовью Васильевной. Конечно, у той есть ключи от лаборатории, они почти одна семья. На всякий случай, знаете ли, вдруг кто-то из них ключи потеряет… Да что в этом странного, собирались там, чай пили. Любаше, Любови Васильевне нравилась тишина, дома у нее нет условий, вот, заходила иногда, посидеть в одиночестве. Она же барышня романтическая, стишки сочиняет, требуется уединение. О том, что Любаша вздумает приглашать в их отсутствие сердечного друга, никто не подозревал. Очень, очень неприлично. Катерина Павловна совершенно ни при чем. Она ни за что не позволила бы двоюродной сестре поступить так безнравственно. И вот, пожалуйста, расплата. Отравилась спичками, у барышень такая глупость в голове. Слава Богу, что чувствует себя сносно, что он, Петр Александрович вовремя успел, не растерялся. С отцом пусть сама объясняется, наврет что-нибудь. Но не надо, не стоит говорить о мастерской ее отцу. Тут такая история, родители не должны знать об их деле — ничего противозаконного. Захотелось самостоятельности, вот и задумали собственное дело. Если следователь Иван Гаврилович пойдет навстречу, то они сумеют быть благодарными. Что, если им завтра отобедать вместе? Только Катерину Павловну не следует беспокоить, для нее это такие волнения. Совершенно не представляла, что сестра начнет своевольничать, да еще так двусмысленно, некрасиво. Катерина Павловна молода, неопытна и очень доверчива. Нет, ключи Любаше вручала не она, решили на семейном совете и сообща передали, они же как семья, да, это уже говорил. Петр Александрович и Катерине Павловне и Любаше все равно, что брат, с детства знакомы. А следователь кивал и кивал маленькой гладкой головой и слушал не так, чтоб очень внимательно. Для проформы вызвали, ясное дело. Гущин хотел предупредить Колчина, чтоб тот держался общего плана, следователь не страшен, главное — стоять на своем. А как взятку возьмет, совсем покладистым станет. В чем они виноваты, ни в чем. А что наше сукно за английское продают, то бизнес, не обман, и следователю совсем неинтересно, и упоминать не стоит. Но не успел сказать Сержу и двух слов, только подмигнул, выходя из кабинета — того позвали.