Дэймон Гэлгут - В незнакомой комнате

— Что ты говоришь? Я не понимаю тебя.

Она прилагает усилия, и на этот раз я слышу.

— Скажи им, что я приняла.

— Уже сказал, — отвечаю я.

И в этот момент она проваливается в беспамятство.

Я прихватил с собой ее медицинские предписания, чтобы показать врачу, он читает их, качая головой.

— И она приняла все это.

— Да, все.

— Придется делать откачивание, — говорит он и объясняет мне условия лечения в их больнице. Они неслыханны, он вынужден повторить еще раз, прежде чем я все до конца понимаю. Лечение и содержание бесплатны, а инструменты и лекарства нет. Но недостаточно просто заплатить за них, их нужно самим купить. Доктор пишет список необходимого на клочке бумаги, с которым я должен проследовать по коридору, выйти из здания, пересечь внутренний двор и по другому коридору, в другом здании, дойти до аптеки.

Перед прилавком стоит небольшая толпа, каждый размахивает своим листком и вопит, стараясь перекричать других. Я врезаюсь в толпу, прокладывая себе путь локтями.

— Моя подруга умирает! — рычу я. — Пожалуйста, пропустите меня!

Вероятно, тон моего голоса производит впечатление, потому что мою бумажку берут сразу же. Я жду, пока усталый продавец бродит между полками, снимая с них то, что требуется. Длинный отрезок резиновой трубки, солевой раствор, марлю. Потом подводит баланс, берет у меня деньги и тщательно отсчитывает сдачу. От чувства нереальности происходящего воздух словно густеет, ощущаешь себя как во сне, в котором не можешь двигаться, и сквозь этот туман я бегу обратно по коридору, через двор, по следующему коридору, на второй этаж.

Врач сообщает мне, что если промывание желудка не поможет, то придется перевести Анну в большую больницу в Панаджи, где есть аппараты искусственного дыхания и кровообращения. Существует опасность, что у больной начнут отказывать внутренние органы, а здесь, в Маргао, необходимого оборудования нет.

Когда я и врач приходим к Анне, в палате, где она лежит, разыгрывается сцена. Палата набита индианками, и иностранка вызывает у них жгучее любопытство. Они с простодушным любопытством смотрят на то, как у спящей женщины выворачивает желудок. Пятна расползаются по ее ночной рубашке, воздух наполняется отвратительным запахом. Я озираюсь в поисках медсестры, но не тут-то было. Врач сурово говорит нам:

— Вы устроили этот беспорядок, вам и убирать.

— О Боже, — говорю я, — не могу поверить.

И это один из немногих в моей жизни случаев, когда заявление соответствует истине. Утром я гулял по пляжу, а теперь должен убирать блевотину за моей умирающей подругой.

Хорошо знающая свое дело Кэролайн снова все берет в свои руки:

— Нам нужны резиновые перчатки, дезинфицирующее средство и хлопчатобумажная тряпка.

Врач записывает все это на бумажке, а я, сбежав на два этажа, снова мчусь через двор в аптеку. Когда я возвращаюсь, Кэролайн уже сняла с Анны ночную рубашку и купальный костюм, разрезав их. Мы перекатываем ее на бок. Она представляет собой абсолютно инертную массу, мертвый груз. Соседки по палате находят все это очень забавным; прикрывая рты руками, они весело хихикают.

Когда мы начинаем мыть Анну, я не выдерживаю и признаюсь, скорее себе, чем кому бы то ни было:

— Не знаю, смогу ли я.

Кэролайн смотрит на меня.

— Я сама все сделаю.

Оказывается, в Англии она как медсестра ухаживает за престарелыми больными, часто прикованными к постели, этим и зарабатывает деньги на поездки в Индию. И снова меня охватывает прилив благодарности к Кэролайн за готовность сделать и эту работу за меня.

Наблюдательницы падают со смеху, пока Кэролайн обтирает Анну. Я выхожу в коридор. Я ощущаю себя так, будто нахожусь далеко от себя самого и от окружающих меня поверхностей, как если бы я смотрел в дальний конец длинного темного тоннеля на солнечный мир, находящийся за ним.

Врач, толстый и ленивый на вид мужчина, возвращается.

— Мы собираемся перевести ее, — говорит он. — Но нельзя.

— Что вы имеете в виду?

— Она голая. Так нельзя. Нужно ее одеть. Мы не можем переносить ее в машину «скорой помощи» в таком виде.

— Но у меня нет для нее одежды. Нет ли здесь больничного халата или чего-то в этом роде?

Он качает головой:

— Вы сами должны найти одежду.

Трудно поверить, что в подобной ситуации приоритет может быть отдан скромности. Мне хочется схватить этого толстого самодовольного мужчину, который почти наслаждается моей бедой, и тряхнуть его так, чтобы у него клацнули зубы и он понял, что одежда в такой момент, как сейчас, не имеет никакого значения, совсем никакого. Но я понимаю, что выбора у меня нет.