Юкио Мисима - Звук воды

Руководство фирмы «Кувабара лесопромышленность» слишком много времени и сил тратило на разбирательства по поводу компенсаций и совсем запустило дела, акции резко упали в цене и не приносили никаких дивидендов. Большая часть акций была заложена у Кураи для погашения долга. Но каким образом удавалось закладывать ему эти ничего не стоящие акции? Дело в том, что Минэкити выставлял их на внебиржевой рынок.

Делалось это так. Минэкити через компанию ценных бумаг посылал владельцу акций, то есть себе самому, открытку, в которой писал, что купит акции по 30 йен за штуку. После того как от владельца приходил положительный ответ, считалось, что рыночная цена для акции установлена. После чего Минэкити шел с бумажкой из компании ценных бумаг к Кураи и предъявлял ему ее как доказательство того, что вчера десять акций были проданы по 30 йен за штуку. Поэтому-то Кураи и брал у него эти акции, однако платил за каждую не тридцать, а пятнадцать йен.

Как только Кураи вышел из тюрьмы, Тобита пришел к нему с визитом вместе с каким-то важным высшим чином из электрической компании. Кураи был в плохом настроении и, наслушавшись рассказов Тобиты, принялся заодно с последним честить Минэкити на чем свет стоит. Оказывается, Кураи только делал вид, что не замечает обмана, и брал у Минэкити акции, прекрасно понимая, что они ничего не стоят. Видимо, в начале правления Сёва [22] Начало правления Сёва — конец 1920-х годов. все еще была выгода в том, чтобы слыть «хорошим малым».

Но теперь времена изменились, и Кураи внимательно и с удовольствием выслушал предложение высшего чина выкупить у Кураи все никчемные акции Кувабары. И таким образом, через посредничество Тобиты большая часть акций «Кувабара лесопромышленность» перешла к электрической компании.

И вот состоялось очередное собрание акционеров. Все руководство, начиная с самого Минэкити, было освобождено от своих постов — «Кувабара лесопромышленность» теперь полностью подчинялась электрической компании. Минэкити потерял то, ради чего много лет назад затевал свою тяжбу.

Заседание акционеров окончилось, все двинулись, к выходу, и в этот момент Тобита с мягкой улыбкой подошел к Минэкити. Минэкити потемнел лицом и, не проронив ни слова, вышел в коридор, однако Тобита не отставал. Некоторое время они шли рядом, плечо к плечу. У Тобиты была такая привычка — пристраиваться к кому-нибудь и, как вода, бесшумно течь рядом.

— Слушай, — наконец сказал Тобита. — Давай мириться.

Минэкити ничего не ответил.

— Я понимаю, что ты сейчас сердишься на меня, но посуди сам, в конечном итоге тебе никакого убытка не будет. А что касается твоего долга Кураи — не беспокойся. Я что-нибудь придумаю.

Минэкити, все так же храня молчание, покраснел и, похоже, хотел было оттолкнуть Тобиту плечом, но вдруг резко развернулся и быстро выбежал на улицу.

И вот тут-то, через несколько месяцев после памятного заседания акционеров, в дело неожиданно вмешался министр внутренних дел, и ходатайство Минэкити наконец-то было удовлетворено. Но сам Минэкити в это время в одиночестве бродил по горам.

В тот день, когда состоялось заседание акционеров, жена вышла встречать Минэкити у дверей и страшно испугалась, увидев, что он перестал говорить. Минэкити, не заходя в дом, отправился в сад, и не успел никто из домашних его остановить, как он уже забрался на раскидистую дзелькву. Оседлав ветку, пятидесятилетний мужчина плюнул в ту сторону, где находилась его компания, и, обратив лицо к небу, зарычал:

— Вот ведь ур-род! Вот ур-род!

На другой день, когда Минэкити заявил, что уходит в горы, жена не сказала ни слова поперек. Ведь муж в свое время ушел в горы на следующий же день после их свадьбы и два года не возвращался, так что ей было не привыкать.

После долгой разлуки Минэкити обходил теперь не спеша свои горы. Глядя на посаженные несколько лет назад и вытянувшиеся теперь стройные криптомерии, он не мог удержаться от слез. Зашел в самую глубь этого высокого леса, сел на мох и долго оставался в одной позе, не двигаясь с места.

Деревья стояли вокруг него и молчали.

И Минэкити молчал вместе с ними. Молчал и сливался с древесными душами, пытаясь расслышать и понять их слова.

Он вдруг подумал, что все, что делалось за последние восемь лет, делалось по наущению лесных бесов, и теперь, когда стало ясно, что он жестоко ошибся, молчание застывших вокруг него деревьев показалось ему предательством. Люди, которые читали древние легенды о просветленных, сказали бы, что в этот самый момент Минэкити находился на грани прозрения, а даже если и нет, то по крайней мере он очутился в материнских объятьях природы, слился с ней на мгновение.