Юкио Мисима - Звук воды

Самый что ни на есть неторопливый мужчина. Все называют его «уверенным в собственных силах». Он, как липкая бумага, дрожащая на сквозняке в ожидании мух. Мухи, прилипающие одна за другой, — суть его жизни. И на протяжении своей жизни всех этих мух он считает полными идиотками. А потом жизнь кончается. А на самом-то деле на свете живут также и умные мухи, которые никогда не прилипают к липкой бумаге.

Таможенники накормили их обедом и провели экскурсию в порту. Почти все суда были иностранными, а изредка попадавшиеся им на глаза японские пароходы были настолько потрепанными, что возникали серьезные сомнения в том, что они хоть сколько-нибудь способны передвигаться. Посередине залива стоял на якоре белый сияющий пароход, медленно выталкивая в небо клубы рыхлого дыма, как затухающий пожар. Был прекрасный погожий денек. Когда под бортом парохода проплывал катер, красота огромной машины становилась особенно заметна. Море внесло эстетические поправки в сущность механизма, и в результате появилась новая форма — пароход. Чем больше вглядываешься в нее, тем больше поглощает тебя сложность этой формы. Словно глядишь на изысканное, умело сервированное блюдо. Благодаря четким границам между светом и тенью каждая частица этой сложной формы, подсвеченной ничем не омраченным морским солнцем, приобретает солидный объем. Кадзуо вдруг заметил, что снова мечтает о плоти.

— Ты думаешь, революция все-таки произойдет? — спросил он у одного из однокурсников.

— Наверное, нет.

— А почему?

— Потому что есть Главное управление.

— Но скоро начнется дикая инфляция.

— Не начнется. В Главном управлении что-нибудь придумают. Иначе им самим хуже будет. Разве нет?

На прибавившей за этот год две крупные складки шее собеседника висел на кожаном ремне фотоаппарат. Под тяжестью фотоаппарата ремень глубоко врезался в холку, но говоривший, казалось, совсем этого не замечал — это была мелочь, не стоящая его внимания. Он не сомневался в правоте своих суждений. Люди должны четко декларировать свое будущее и забывать даже о самом недалеком прошлом. На деле же этот однокурсник, живя среди людей, но не доверяя им, судил обо всем с позиций человека, не признающего никаких других человеческих отношений, кроме принятых в Главном управлении, которое всегда относилось к людям как к автоматам. Он проживет всю жизнь, но эта мысль, должно быть, так и не придет ему в голову.

Их группу подвезли на грузовике в кабинет начальника таможни. Там уже ждал ужин и крепкие напитки. После ужина начался фильм. Только прошли титры, как на кинопроектор упала фусума [6] Фусума — внутренние раздвижные деревянные рамы, оклеенные с двух сторон плотным картоном. Делят японское жилище на отдельные помещения. . Пришлось потратить час, чтобы устранить неполадки. Начался фильм. Он назывался «Лесная нимфа» и был пересказом сна обнаженной девушки, спящей на берегу озера, — не самая оригинальная идея. В сопровождении двух ведьм на берегу появилось устрашающего вида чудовище, лесной дьявол. «Мы ведь не имеем никакого отношения к дьяволу и вовсе не являемся его человеческим обличьем». Женщина пускается в бегство, затем падает, прикрывает тело листом папоротника… и на этом месте просыпается. Фильм был немым, но финальная сцена все равно впечатляла. Главное, угодить вкусам зрителя. Женщина суетливо срывает одежду с мужчины. Расстегивая пуговицы, проворно движутся, дрожа от душевного волнения, тонкие белые пальцы. Кадзуо вспомнил пальцы Кирико. Обнаженная женщина идет в угол комнаты и возвращается оттуда, зажав под мышкой свою сумочку. Она платит мужчине деньги. Абсолютно голая, она ступает мелкими шажками, и в этом зрелище одновременно столько возвышенности и столько нелепости. Даже девственники засмеялись. Женская сумочка — несомненно, предмет помогающий сохранять достоинство.

На следующий день Кадзуо получил открытку от своего друга, с которым он давно не виделся. Всего одно предложение: «Здравствуй, я все еще живу, прощай». Через три дня Кадзуо позвонила жена этого друга. «Он покончил с собой».

Кадзуо давно не был на похоронах. Он не испытывал грусти. Тихо, спокойно двигалась процессия с благовониями. Мало кто пришел на эти похороны, и не было нужды делать все нарочито медленно. Люди шепотом переговаривались о том, о чем в обычной жизни они разговаривают в полный голос. О политике, о сыне, который блестяще закончил университет и уже устроился на работу. «Интересно, когда он писал о том, что еще живет, он уже решил покончить собой? — подумал Кадзуо. — Если да, то эта открытка — его алиби. А может быть, он просто констатировал факт. Может быть, он знал, что после его смерти все остальные будут жить дальше, что все они придут к нему на похороны. Он знал. Крушение мира — это всего лишь фантазия. Посторонние люди продолжают жить вечно. Он знал. А если не просто знать об этом, но осознать, то, кроме самоубийства, ничего не остается».