Джеймс Клавелл - Благородный Дом. Роман о Гонконге.

— О да, — тут же загорелась она. — О да, я бы это сделала. — Она улыбнулась, потом нахмурилась. — А как же особа, что приехала с ним? У них один люкс на двоих в «Вик». Я слышала, она красавица. Как быть с ней, Квиллан?

Горнт слегка улыбнулся:

— Как докладывают мои шпионы, они не спят вместе, хотя и больше чем друзья.

Её лицо вытянулось.

— Он не педик, нет?

Горнт рассмеялся. Сочным, раскатистым смехом.

— Я бы так с тобой не поступил, Орланда! Нет, уверен, что нет. У него просто какие-то странные договоренности с Кейси.

— А что это за договоренности?

Горнт пожал плечами.

— Но как же мне быть с ней? — снова спросила Орланда через некоторое время.

— Если Кейси Чолок мешает тебе, убери её. Ты же умеешь показать коготки.

— Ты… Иногда ты мне совсем не нравишься.

— Мы оба реалисты, ты и я. Верно? — категорично заявил он. Почувствовав в его голосе жестокость, она встала и, наклонившись через стол, поцеловала его.

— Ты дьявол, — промолвила она, чтобы успокоить его. — Это в память о прежних временах.

Его рука очутилась у неё на груди, и он вздохнул, вспоминая, наслаждаясь через тонкий материал теплом её тела.

— Айийя, Орланда, хорошие у нас были времена, верно?

Она стала его любовницей, когда ей исполнилось семнадцать. Он был у неё первым, и они оставались вместе почти пять лет. Так могло бы продолжаться и дальше, но однажды, когда он был в отъезде, она отправилась с молодым человеком в Макао, и ему доложили об этом. И он прекратил связь с ней. Раз и навсегда. Хотя у Горнта и Орланды уже была годовалая дочь.

— Орланда, — сказал он, когда она умоляла о прощении, — прощать не за что. Я раз десять говорил, что молодости нужна молодость и настанет день… Вытри слезы, выходи замуж за этого парня. Я дам тебе приданое и свое благословение… — Несмотря на все её слезы, он остался тверд. — Мы будем друзьями, — уверял он, — и, когда будет нужно, я позабочусь о тебе…

На следующий день весь жар скрытой ярости он обратил на молодого человека, англичанина, мелкого клерка в «Эйшн пропертиз», и за месяц пустил его по миру.

— Это вопрос чести, — спокойно объяснил он.

— О, я знаю, я понимаю, но… что же мне теперь делать? — причитала она. — Завтра он уезжает в Англию и хочет, чтобы я ехала с ним и вышла за него замуж, но я не могу сейчас выходить замуж, у него нет ни денег, ни будущего, ни работы…

— Вытри слезы и отправляйся за покупками.

— Что?

— Да-да. Вот тебе подарок. — Он вручил ей билет первого класса до Лондона туда и обратно на самолёт, которым молодой человек летел в туристическом классе. И тысячу фунтов хрустящими десятифунтовыми купюрами. — Накупи себе красивой одежды и сходи в театр. Для тебя забронирован номер в отеле «Коннот» на одиннадцать дней — тебе нужно будет только подписать счет, — дата возвращения подтверждена, так что желаю хорошо провести время и вернуться веселой и без проблем!

— О, спасибо, Квиллан милый, о, спасибо… Я так виновата. Ты меня прощаешь?

— Прощать не за что. Но если ты ещё хоть раз заговоришь с ним или увидишься наедине… я навсегда перестану быть твоим другом и другом твоей семьи.

Она рассыпалась в благодарностях, сквозь слезы проклиная себя за глупость и призывая кары небесные на того, кто её предал. На следующий день молодой человек пытался заговорить с ней и в аэропорту, и в самолёте, и в Лондоне, но она лишь осыпала его проклятиями и посылала прочь. Она поняла, на чем покоится её чашка риса. В тот день, когда она улетела из Лондона, молодой человек покончил жизнь самоубийством.

Узнав об этом, Горнт закурил хорошую сигару и пригласил её на ужин в отель «Виктория энд Альберт» — канделябры, скатерть тонкого полотна, прекрасное столовое серебро, — а затем, когда он допил свой «наполеон», а она — мятный ликер, отослал её одну домой, в квартиру, за которую по-прежнему платил. Он заказал ещё коньяку и сидел, любуясь на огни гавани и Пик, упиваясь блаженством мести, величием жизни и вновь обретенным достоинством…

— Айийя, были у нас хорошие времена, — повторил Горнт, все так же желая её, хотя не был с ней в постели с тех пор, как узнал про Макао.

— Квиллан… — начала она, тоже чувствуя на своей руке тепло его руки.

— Нет.

Её глаза устремились к внутренней двери.

— Пожалуйста. Прошло уже три года, и никого не было…

— Благодарю тебя, но — нет. — Он отстранился и теперь держал её за руки твердо, хоть и нежно. — Самое лучшее у нас уже было, — сказал он тоном знатока. — Я признаю только первую свежесть.