Джеймс Клавелл - Благородный Дом. Роман о Гонконге.

— Когда вы объявите об этом?

— В понедельник в три десять.

— Другими словами, ты не даешь мне ничего.

— Ты сам всегда говорил, что главное преимущество Гонконга в том, что это свободный рынок, где сильный выживает, а слабый погибает. Почему ты не убедил сэра Луиса снять твои акции с продажи?

— Он мне это предлагал. Я отказался.

— Почему?

— «Струанз» сильны как никогда.

— А может, настоящая причина — желание сохранить репутацию, твоя дурацкая гордость? Извини, но я не могу предотвратить неизбежного.

— Чушь! — бросил Данросс, и Хэвегилл вспыхнул. — Ты можешь созвать собрание. Ты можешь…

— Никакого собрания не будет!

— Иэн! — Джонджон попытался притушить открытую враждебность. — Послушай, Пол, как насчет такого компромисса: если через Иэна мы получаем деньги Китая, ты тут же созываешь совет директоров, чрезвычайное собрание, сегодня? Ты можешь это сделать — сейчас директоров в городе достаточно, и это будет справедливо. А?

Хэвегилл помолчал.

— Я подумаю.

— Этого недостаточно, — горячо возразил Данросс.

— Я подумаю. Будь любезен, позвони Типто…

— Если собрание будет, то когда?

— На следующей неделе.

— Нет. Сегодня, как предлагает Джонджон.

— Я сказал, что подумаю, — вспыхнул Хэвегилл. — А теперь, пожалуйста, позвони Типтопу.

— Если ты гарантируешь, что соберешь совет директоров не позже чем завтра в десять утра!

Теперь Хэвегилл не говорил, а скрежетал:

— Тебе не удастся шантажировать меня, как в прошлый раз. Не хочешь звонить Типтопу, позвоню я. Могу это сделать прямо сейчас. Если они хотят одолжить нам деньги, одолжат независимо от того, кто позвонит, черт возьми! Ты заключил сделку по торию, ты согласился встретиться в следующем месяце с Юем, мы согласны поддержать эту сделку независимо от того, кто будет контролировать Благородный Дом. Я не уполномочен предоставлять тебе ещё какие-либо займы. Так что принимай все как есть. Я подумаю о том, чтобы созвать совет директоров до открытия рынка в понедельник. Это все, что я обещаю.

Повисла долгая и напряженная тишина.

Данросс пожал плечами. Потом взял трубку и набрал номер.

— Вэйййй? — послышался высокомерный женский голос.

— Пожалуйста, Досточтимого Тип Токто, — сказал он по-кантонски. — Это Тайбань.

— А-а, Тайбань. А-а, минуту, пожалуйста. — Данросс ждал. На кончике подбородка Джонджона собралась капля пота. — Вэйййй? Тайбань, у него доктор, Досточтимый Тип Токто очень плохо себя чувствует. Пожалуйста, перезвоните попозже! — И телефон отключился, прежде чем Данросс смог что-то сказать. Он набрал номер ещё раз.

— Это Тайбань. Я хоте…

— Какой ужасный этот телефон. — Ама заговорила в два раза громче. — Он болен, — прокричала она в трубку. — Позвоните попозже!

Через десять минут Данросс позвонил снова. Теперь линия была занята. Он попробовал набрать номер ещё несколько раз, но безуспешно.

В дверь постучали, вошёл запыхавшийся и взволнованный старший кассир.

— Извините, сэр, но очереди не кончаются, нам ещё работать четверть часа. Я предлагаю ограничить выдачу, скажем, по тыся…

— Нет, — отрезал Хэвегилл.

— Но, сэр, мы почти пусты. Разве…

— Нет. Банк «Виктория» не может приостанавливать выплаты. Мы не вправе отказываться от своих обязательств. Нет. Продолжайте выдавать все до пенни.

Поколебавшись, кассир вышел. Хэвегилл вытер лоб. Джонджон тоже. Данросс снова набрал номер. По-прежнему занято. Когда было уже почти три часа, он попробовал в последний раз, потом позвонил в телефонную компанию и попросил проверить линию.

— Она временно не работает, сэр, — сообщил оператор. Данросс положил трубку.

— Двадцать долларов против медяка, трубку сняли специально. — На его часах было 15:01. — Давайте выясним, что там на рынке.

Хэвегилл вытер ладони. Не успел он набрать номер, как телефон зазвонил.

— Это главный кассир, сэр. Мы… всё в порядке. Выданы деньги последнему клиенту. Двери закрыты. «Блэкс» тоже еле успел, сэр.

— Хорошо. Проверьте оставшуюся наличность в хранилище и перезвоните.

— Слава богу, сегодня пятница, — вздохнул Джонджон.

Хэвегилл набрал номер.

— Чарльз? Какие последние новости?

— За день рынок упал на тридцать семь пунктов. Наши акции — на восемь.

— Господи! — вырвалось у Джонджона. Никогда акции банка не опускались так низко, даже во время беспорядков пятьдесят шестого года.

— А «Струанз»?

— Девять пятьдесят.

Оба банкира посмотрели на Данросса. Его лицо оставалось бесстрастным. Он ещё раз набрал номер Типтопа, пока брокер рассказывал о ценах при закрытии. Снова занято.