Джеймс Клавелл - Благородный Дом. Роман о Гонконге.

— Я вам искренне соболезную.

Он посмотрел на неё в ответ, и она увидела лицо сильного, бывалого человека.

— Не беспокойтесь, Кейси, с Флер все в порядке, — промолвил он, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Японцы… японцы считают, что все формируется после рождения, пока не пройдет тридцать дней. Тридцать дней для мальчика и тридцать один для девочки. Ещё ничего нет: ни души, ни характера, ни личности… До той поры это не человек. — Он повернулся в крохотной кухне, поставил на огонь чайник, стараясь, чтобы его голос звучал убедительно. — Лучше… лучше всего верить, что это так, правда? Ведь не может быть ничего, кроме… чего-то неодушевленного. Пока не пройдет тридцать с лишним дней после рождения, человека как личности ещё нет, и если думать подобным образом, не так тяжело. Для матери это все равно ужасно, но не настолько. Извините, я несу какую-то бессмыслицу.

— Никакая это не бессмыслица. Надеюсь, теперь с ней все будет в порядке.

Кейси хотелось коснуться его, но она не посмела. Марлоу нес свое горе с достоинством, стараясь, чтобы голос звучал спокойно, и все же казался маленьким мальчиком.

— Вообще-то, Кейси, китайцы и японцы — народ очень здравомыслящий. Их… их предрассудки делают жизнь легче. Я полагаю, в прежние времена детская смертность у них была такой ужасной, что подтолкнула какого-то мудрого отца придумать это мудрое толкование вещей, чтобы облегчить горе матери. — Он вздохнул. — Или, что более вероятно, это придумала мудрая мать, чтобы поддержать убитого горем отца. Как вы думаете?

— Наверное, — откликнулась она откуда-то из глубины своих переживаний, наблюдая за его руками, пока он готовил чай. Обдал заварочный чайник изнутри кипятком и вылил воду, затем положил три ложки заварки и ещё одну — «для чайника», — залил заварку кипятком. — Извините, но пакетиков с чаем у нас нет. Никак не могу к ним привыкнуть, хотя Флер считает, что они завариваются так же хорошо и грязи с ними меньше. К сожалению, кофе у нас тоже нет. — Он принес поднос с чаем в гостиную и поставил на стол. — Молока с сахаром?

— Да, пожалуйста, — ответила она, хотя так никогда чай не пила. Чай был крепкий, хоть и необычный на вкус, и придавал сил. Они пили молча. Он чуть улыбнулся.

— Господи, что бы мы делали без чашки чая, а?

— Очень вкусно.

Его взгляд упал на полураскрытую книгу.

— О!

— То, что я успела прочитать, мне нравится, Питер. Насколько там все правда?

Он рассеянно налил себе ещё чашку.

— Настолько, насколько может быть правдивым рассказ о том, что случилось пятнадцать лет назад. Насколько я помню, все события изложены точно. Персонажи книги придуманы, хотя в жизни существовали им подобные, они говорили примерно то же и совершали похожие поступки.

— Просто невероятно. Трудно поверить, что люди, молодые люди смогли среди всего этого выжить. Сколько вам было тогда?

— Чанги начался, когда мне было всего восемнадцать, и кончился, когда мне шёл двадцать второй год — чуть больше двадцати одного.

— И кто вы в книге?

— Возможно, меня там нет вовсе.

Кейси решила не копаться в этом. Пока не прочитает книгу до конца.

— Я, пожалуй, пойду. Вы, наверное, совсем выбились из сил.

— Нет, вовсе нет. На самом деле я не устал. Мне нужно сделать кое-какие записи — я сосну, когда дети уйдут в школу. А вот вы, должно быть, устали. Не знаю, как и благодарить вас, Кейси. Я ваш должник.

Она улыбнулась и молча покачала головой. Потом спросила:

— Питер, вы столько всего знаете… С кем бы стали иметь дело — с Данроссом или с Горнтом?

— Если речь идет о сиюминутных выгодах — с Горнтом. Если о будущем — с Данроссом… Только выстоит ли он в этой передряге? Судя по тому, что я слышал, это маловероятно.

— А почему Данросс для будущего?

— Репутация. У Горнта не тот стиль, чтобы быть Тайбанем, — и не то происхождение.

— Неужели это так важно?

— Здесь — абсолютно. Если цель «Пар-Кон» — долгосрочное развитие, лет сто роста, то это должен быть Данросс. Если вы здесь, чтобы сорвать куш, осуществить молниеносный рейд, тогда вам к Горнту.

Она задумчиво допила чай.

— Что вы знаете про Орланду?

— Много чего, — тут же отозвался он. — Но одно дело — пересказывать легенды или слухи о днях минувших, и совсем другое — сплетни о ныне здравствующих. Верно?

Она тоже пристально посмотрела на него.

— Даже в виде одолжения?

— Это другой разговор. — Глаза у него чуть сузились. — Вы просите об одолжении?

Она поставила чашку и отрицательно помотала головой.