Джеймс Клавелл - Благородный Дом. Роман о Гонконге.

— Хорошо. — Она отстранилась, открыла сумочку и, достав салфетку, вытерла слезы. — Айийя, я веду себя как девчонка, которой нет и двадцати, или как непорочная весталка. Извини, но это получилось так внезапно. Я была не готова к… Я чувствовала, что мне плохо. — Она глубоко вздохнула. — Приношу свои смиренные извинения.

— Не принимается, — усмехнулся он.

— Слава богу! — Она пристально смотрела на него. — Вообще-то, Линк, обычно я без проблем справляюсь и с сильными, и с кроткими, и с хитрыми — даже очень хитрыми. Думаю, мне известны самые разные женские подходы. Сам собой вырабатывается некий план игры, чтобы противостоять им ещё до того, как они начнут. Но с тобой… — Подумав, она добавила: — Извини, но с мужчинами почти всегда одно и то же.

— Это плохо?

— Нет, но представь себе: ты входишь в комнату или в ресторан и ощущаешь на себе эти плотоядные взгляды. Я всегда думала: интересно, как бы на моем месте чувствовал себя мужчина? Вот ты молодой и симпатичный. Что бы ты делал, если бы женщины так встречали тебя, куда бы ты ни пошёл? Скажем, идешь ты сегодня по холлу «Ви энд Эй» и видишь, как женщины всех возрастов — включая древних бабулек со вставными челюстями, старых мегер в париках, толстых, безобразных и вульгарных, — откровенно пялятся на тебя, раздевают глазами, пытаются подобраться поближе, погладить тебя по заднице, таращатся на твою грудь или ширинку. У большинства дурно пахнет изо рта, от них несет потом и другой какой-то гадостью. И ты знаешь, что они представляют, как ты с готовностью и с удовольствием кувыркаешься с ними в постели.

— Мне бы это совсем не понравилось. Кейси, когда она стала работать со мной, говорила то же самое, но другими словами. Я понимаю, что ты хочешь сказать, Орланда. По крайней мере, могу представить. Но ведь так устроен мир.

— Да, и порой это просто ужасно. О, я не хочу быть мужчиной, Линк. Я очень довольна тем, что я женщина, но иногда это на самом деле просто ужасно. Понимать, что в тебе видят какое-то вместилище, которое можно купить, что после всех этих «удовольствий» ты должна сказать жирному старому развратнику с тошнотворным запахом изо рта: «Большое спасибо», принять свои двадцать долларов и ускользнуть в ночь, как воришка.

— Куда это нас занесло и как? — нахмурился он.

Она засмеялась:

— Ты поцеловал меня.

Он ухмыльнулся, довольный, что им так хорошо вместе.

— Верно. Значит, я, видимо, заслужил лекцию. Признаю себя виновным. Ну, а как насчет обещанного поцелуя?.. — Он даже не двинулся с места. Бартлетт зондировал почву, закатывал пробные шары. «Теперь все переменилось. Конечно, я хотел — как она это назвала? — переспать. Ну да. И по-прежнему хочу, даже больше, чем раньше. Но теперь у нас все переменилось. Теперь мы играем в другую игру. Не знаю, хочется ли мне в неё играть. Правила стали другими. Раньше было просто. Теперь, может быть, ещё проще». — Ты такая красивая. Я говорил тебе, что ты красивая? — сказал он, стараясь уйти от вопроса, который ей не терпелось обсудить открыто.

— Я хотела поговорить об этом поцелуе. Видишь ли, Линк, честно говоря, я просто не была готова к тому — что уж тут скрывать — к тому, что меня так захлестнуло. Думаю, это самое подходящее слово.

Он дал этому слову повисеть в воздухе.

— Это хорошо или плохо?

— И то и другое. — Она улыбнулась, и у глаз появилась сеточка морщин. — Да, меня захлестнуло мое собственное желание. Вы, мистер Бартлетт, не такой, и это тоже очень плохо — или очень хорошо. Я… я целовалась с наслаждением.

— Я тоже. — Он снова ухмыльнулся, глядя на неё. — Можешь называть меня Линк.

Она помолчала.

— Я никогда не испытывала такого желания, которое захлестывало бы меня всю, и поэтому очень испугалась.

— Не надо бояться, — усмехнулся Бартлетт. А сам раздумывал, как быть. Инстинкты говорили: уходи. Инстинкты говорили: останься. Мудрость предлагала помалкивать и выжидать. Слышно было, как бьется сердце и как стучит в окна дождь. «Лучше уйти», — подумал он.

— Орланда, думаю, что аб…

— У тебя есть время поговорить? Совсем недолго? — спросила она, почувствовав его нерешительность.

— Да. Да, конечно.

Её пальцы отвели волосы с лица.

— Я хотела рассказать о себе. Мой отец работал у Квиллана в Шанхае. Мне кажется, я знала Квиллана всю жизнь. Он помог оплатить мое образование, в частности в Штатах, и всегда был добр ко мне и моей семье. У меня четыре сестры и брат — я самая старшая, — и они все теперь в Португалии. Когда после окончания колледжа я вернулась из Сан-Франциско в Шанхай, мне было семнадцать, почти восемнадцать, и… Ну, он ведь человек привлекательный, привлекательный для меня, хотя иногда очень жестокий. Очень жестокий.