Джеймс Клавелл - Благородный Дом. Роман о Гонконге.

«Если и остальные доклады АМГ такие же, как тот, что стал известен, — бесстрастно размышлял Суслев, — Данросс обречен».

Он пристально и оценивающе смотрел на де Вилля, который ему нравился, и радовался, что тот снова прошел проверку — и «Артур» тоже. На ум пришел последний абзац из «Трактата о военном искусстве» (советская элита придавала этой тоненькой книжонке такое большое значение, что многие знали её наизусть): «Лишь просвещенный правитель и мудрый полководец использует своих самых смышленых воинов как шпионов. Шпионы на войне — самое важное, от них зависит боеспособность войска».

«Вот этим КГБ и занимается, — удовлетворенно думал он. — Мы ищем самых лучших и талантливых во всем Советском Союзе. Мы — элита. Нам нужны лазутчики всех пяти категорий. Нам нужны эти люди — Жак, „Артур“ и все остальные.

Да, они очень нам нужны».

— «Артур» ни разу и словом не обмолвился о том, кто остальные. Ни словом, — продолжал де Вилль. — Сказал лишь, что нас семеро.

— Нам нужно быть терпеливыми, — кивнул Суслев, с облегчением узнав, что «Артур» ведет себя правильно и тоже принимает меры предосторожности.

Ведь так и планировалось: эти семеро не должны быть знакомы, они не должны знать, что Суслев — куратор «Севрина» и по положению выше «Артура». Сам Суслев знал всех агентов «Севрина». В течение многих лет он их утверждал, постоянно проверяя, испытывая их преданность, заменяя одних другими. Проверять нужно всегда, и, если агент заколебался, значит, пришло время нейтрализовать или убрать его — прежде чем он нейтрализует или уберет тебя. «Даже Джинни Фу, — подумал он, — хотя она никакой не агент и ничего не знает. Никогда нельзя быть в ком-то уверенным, кроме самого себя. Этому учит наша советская система. Да. Пора взять её в поездку, которую я ей давно обещал. Небольшое путешествие на следующей неделе. Во Владивосток. Как только она окажется там, ей можно будет прочистить мозги, перевоспитать её и сделать полезной. Сюда она уже не вернется».

Он попивал водку небольшими глотками, гоняя огненную жидкость вокруг языка.

— Дадим «Артуру» полчаса. Прошу, — показал он на кресло.

Де Вилль снял с кресла газету и сел.

— Ты читал о массовых изъятиях вкладов из банков?

Суслев просиял.

— Да, tovarich. Замечательно.

— Это операция КГБ?

— Насколько мне известно, нет, — весело признал Суслев. — В противном случае кое-кого ждало бы повышение.

Это было одно из главных направлений ленинской политики — уделять серьезное внимание банкам, которые составляют основу мощи Запада, проникать в них на самый высокий уровень, поощрять козни, устраиваемые западным валютам другими, и помогать в этом, но в то же время занимать у западных банков капитал по максимуму, независимо от процентной ставки и чем на больший срок, тем лучше, и следить, чтобы ни одна советская организация не отказывалась от возвращения займа, чего бы это ни стоило.

— Разорение «Хо-Пак», несомненно, повлечет и крах других банков. В газетах пишут, что возможен даже накат на «Викторию», а?

Де Вилль невольно поежился, и Суслев это заметил. Его озабоченность усилилась.

— Merde, но это нанесет ущерб всему Гонконгу, — проговорил де Вилль. — О, я знаю, чем раньше, тем лучше, но… но при такой глубокой конспирации иногда забываешь, кто ты есть на самом деле.

— Ну, ничего страшного. Такое со всеми случается. У тебя сердце не на месте из-за дочери. Какой отец не переживал бы? Это пройдет.

— Когда мы сможем действовать? Я устал, так устал ждать.

— Скоро. Вот слушай, — начал Суслев, чтобы приободрить его. — В январе я был на совещании высшего эшелона в Москве. Банковское дело у нас один из приоритетов. По последним подсчетам, наша задолженность капиталистам составляет почти тридцать миллиардов по займам — главным образом Америке.

У де Вилля даже дыхание перехватило:

— Матерь Божья, я и понятия не имел, что вы добились таких успехов.

Улыбка Суслева стала шире:

— И это только советская Россия! На наших сателлитов приходится ещё шесть миллиардов шестьсот миллионов. Восточная Германия недавно получила один миллиард триста миллионов на приобретение у капиталистов прокатных станов, компьютерной технологии и многих других нужных нам вещей. — Засмеявшись, он опрокинул рюмку и налил ещё. Алкоголь развязывал ему язык. — Вообще-то, я не понимаю их, этих капиталистов. Они обманывают себя. Мы не скрываем, что полны решимости уничтожить их, а они предоставляют нам для этого средства. Просто поразительно. Если у нас будет время, лет двадцать — максимум двадцать лет, — наша задолженность вырастет до шестидесяти-семидесяти миллиардов. С их точки зрения, у наших облигаций по-прежнему будет наивысший рейтинг — ААА, потому что мы никогда не объявляли дефолта… Ни в военное, ни в мирное время, ни в период экономического спада. — Он вдруг расхохотался. — Как там говорил один швейцарский банкир? «Дайте в долг немного — и у вас будет должник, одолжите большую сумму — и получите партнера!» Семьдесят миллиардов, Жак, дружище, и они у нас в кармане. Семьдесят миллиардов, и мы сможем менять их политику, как нам заблагорассудится, а затем в любой выбранный нами момент сделать последний ход: «Извините, господин Капиталистический Банкир-Сионист, но мы с прискорбием извещаем, что неплатежеспособны! О, к нашему превеликому сожалению, мы больше не сможем возвращать долги и даже выплачивать проценты по займам. Печально, но с настоящего момента вся наша теперешняя валюта обесценилась. Наша новая валюта — красный рубль, и один красный рубль стоит сотню ваших капиталистических долларов…»