Мирон Изаксон - Жены Натана

Совсем скоро Ярон начинает постоянное изучение Святого Писания и Гемары в Иерусалимском университете. Обещает приезжать домой один раз в неделю, но Рахель говорит ему, чтобы не напрягался. «Отец и я можем тихо скучать по тебе, но ты должен сосредоточиться на учебе».

В первый же вечер Дана звонит из Лондона, говорит, что уже соскучилась. «Тяжело мне здесь без тебя, – говорит она мне. – Весь этот официальный процесс затягивается, и Натан ужасно нервничает, снова много ест и толстеет». Я успокаиваю ее, говоря, что они скоро вернутся домой, а мы должны готовиться к родам. «Рахель совсем уже тяжко». – «Вы с вашими родами, – смеется Дана. – Можно подумать, что это первый ребенок в семье». В голосе ее слышатся нотки горечи.

Спустя несколько дней к нам приходит Шломо и просит связаться с отцом. Звоню. Отвечает мне Дана, сообщает, что готовится прилететь в Израиль. «Надоело мне здесь ждать. Генри может остаться с Натаном». Теперь Натан говорит со мной: «Что слышно в моей квартире, несомненно, наслаждаетесь ею, как всегда? – спрашивает, явно ухмыляясь. Затем интересуется, сохраняю ли постоянную связь с его сыновьями, и что с Маор. – И остерегайся вбивать в ее детскую голову свои странные идеи». Начинает кашлять. Кашель затягивается, и видно Генри торопится дать ему лекарство. Неожиданно он поднимает голос, непонятно, на кого. То ли на Дану, которая с ним рядом, то ли на меня, разговаривающего с ним по телефону. «И что со всем этим воображением, изматывавшим меня? Ничего тут нет реально ощутимого, ни привлекательной фигуры Даны, ни рисованного зеркала, которое я уже продал, ни манускрипта, который должен получить. Все это – странное, ничем не выдающееся размышление». Он завершает этим свою речь, и в меня закрадывается страх. Вдруг приходит мне как бы издалека мысль, почему, когда остаешься в комнате с другим человеком, обязательно смотришь ему в глаза. Ведь в комнате есть много предметов, попадающих во взгляд, но глаза упрямо смотрят в глаза другому человеку. Опять звонит Дана, и просит меня к телефону, говорит, что хочет вернуться к нам немедленно, и пока пожить у нас. «Я просто скучаю по тебе, Меир». Я тороплюсь рассказать об этом Рахели, и она говорит, что кто-то в этом деле выглядит смешно.

Спустя несколько дней Дана приезжает прямо в нам на квартиру, с маленьким чемоданом и огромной игрушкой для Маор, обнимает Рахель, гладит меня по лицу. «Ну, Меир, ты, конечно же, доволен. Победил всех. Наш Меир, застенчивый и слабый. Ты знаешь, что я в тебя влюблена, не люблю, а именно влюблена. Рахель объяснит тебе разницу. Я обязана немного отдохнуть от Натана, он измучил меня. Не думаю, что он совсем надоел мне, но я должна успокоиться и побыть рядом с вами. Вот я рядом с тобой, Меир, как ты всегда хотел. Не собираюсь вам с Рахелью испортить жизнь, только чтоб мы были близко друг к другу». Рахель смотрит на меня, бледная и изумленная, уходит в другую комнату. Я смотрю на Дану, которая приближается, чтобы обнять меня. «Иди, ну, иди сюда, Рахель. Сможешь убедиться сама, что я очень осторожно обнимаю Меира, вовсе не собираясь его соблазнить», – она смеется странным смехом, положив голову на мое плечо.

Рахель не приходит и не отвечает. Дана берет Маор на руки, просит меня снести ее чемодан, говорит, что идет на их квартиру и оставит нас в покое на несколько дней. Спрашивает, смогу ли я помочь ей навести порядок в первые дни и рассказывает, что здоровье Натана не очень хорошее. Я тороплюсь помочь ей с чемоданом, оставляю ее – ждать такси, и быстро возвращаюсь. Рахель ожидает меня, сидит и молчит, а я надеялся, что встанет навстречу мне с радостью.

Через несколько часов Дана звонит, хочет рассказать нам о своей усталости и странных болях в животе. Спрашивает Рахель, затем меня, что ей делать. Говорит, что останется и будет отдыхать, только если я ее посещу. И снова неожиданно говорит: «Вот, Меир, ты преуспел. Все твои намеки реализовались, и я прошу тебя побыть со мной, как ты всегда хотел». Я молчу, ее слова мучают меня, голос ее не успокаивает меня и не лечит, как это было прежде. Я прошу ее прекратить этот разговор, и она шепчет, что сейчас я должен буду заботиться и о ней, и что «невозможно всех победить и тут же исчезнуть. Победа это дело, весьма обязывающее, Меир». Я отвечаю ей, что мне ничего неизвестно о какой-то победе, и я не участвовал ни в одной войне, и вообще, Рахель должна родить через несколько дней, и я обязан к этому подготовиться. Голос Даны успокаивается, и она говорит, что сама все устроит. «Надо лишь быть уверенными, что Натан побеспокоится обо всех нас в смысле финансов. Я не готова снова жить без денег, это страшно». Снова она смеется странным голосом, похожим на грустный напев, и говорит: «Ну, что, Меир, всем ненавистны дела Натана, но его самого мы все-таки любим».