Мирон Изаксон - Жены Натана

Генри вспоминает, что на выходе англичане дали еще два каких-то листа. Натан выхватывает их из рук Генри. «Зачем я тебя держу, если ты забываешь важные вещи?» Он входит в первое кафе у дома, в котором мы проживаем. Мы все – за ним. Натан садится, кричит Дане, чтобы она заказала «сразу несколько блюд», читает листы, смеется: «Это заинтересует именно тебя, Меир. Даже здесь есть влияние твоих иудеев. Король Франции говорит о народе Израиля, который живет без власти, без территории, и вместо этого несет свою суверенность с места на место в нескольких блоках бумаги. Именно так здесь написано, и это они дают мне читать, я уже и не знаю, что они хотят от меня».

Вечером все мы остаемся в квартире. Дана зовет нас ужинать, и знакомые ее запахи оживают в квартире и моей памяти. Натан приходит к столу умытый и аккуратно одетый, окидывает нас явно приветливым, улыбчивым взглядом. «Ты знаешь, Меир, есть у меня к тебе претензии. Вообще многие вещи в твоей жизни мне не понятны, и даже смешны. Но нет сомнения, что сейчас ты приносишь мне пользу. В конце концов, пришли мы и к этому». – «Спасибо тебе, Натан за то, что ты сказал», – отвечаю ему, сам не понимая, что в моем ответе – обида или спокойствие. Но Натан продолжает: «И даже если ты все еще немного влюблен в мою Дану, мы сможем в один прекрасный день найти и этому решение». Он усаживается во главе стола. Дана смотрит странным взглядом на Натана, затем на меня, но помалкивает. Генри выпячивает свои черные глаза. Ярон садится рядом со мной на свободный стул.

Приступаем к еде, Дана при этом сообщает, что нового в Израиле с тех пор, как мы уехали. Маор развивается, Рахель – чудо. «У тебя прекрасная жена», – говорит она мне. Затем она приносит сладкое на десерт и говорит, что пришло время и ей заняться историей и Священным Писанием. Натан спрашивает, готова ли она к завтрашнему дню, и просит всех нас хорошо подготовиться.

Утром едем все, но с приходом в здание комиссии Дана говорит, что войдет сама, чтобы мы ждали в смежной комнате. К моему удивлению, Натан с ней не спорит (может, не хочет ее сердить перед тем, как она начнет отвечать на вопросы членов комиссии), лишь просит ее позвать его, если будет необходимо. Натан садится в кресло, немного дремлет, немного читает газеты, посвященные научным вопросам, которые взял с собой из квартиры.

Спустя три часа нас приглашают в комнату заседания комиссии. Дана улыбается нам, сидит в кресле совсем близко к членам комиссии. Председатель объясняет, что сейчас моя очередь свидетельствовать, и они согласились, что вопросы мне будет задавать Дана. «Мы поняли, что между вами существует особая близость, и что вы, Меир, человек чувствительный и легко ранимый. Мы не возражаем, чтобы Дана задавала вам вопросы, а мы добавим к этому интересующие нас вопросы». Спрашивают, на каком языке я предпочитаю отвечать (английском или иврите), и Натан шепчет мне, чтобы я отвечал по-английски: «Предпочтительней для меня твои ошибки в языке, чем неправильная интерпретация переводчика. Я на него не полагаюсь».

Дана начинает свое выступление рассказом о Рахели и Яроне, о том, что слышала от Натана и других о моем детстве, жизни в родительском доме, учебе, о дружбе моего отца с отцом Натана, о тяжелой болезни, одно время поразившей меня, об экскурсии в Галилею и, конечно же, о разных делах, которые я выполнял для Натана «на работе, в семье, в дружбе и даже в присмотре за нашим ребенком». Полагаю, что все, связанное с ее отношением с мужем, с Риной, с тигром, было упомянуто ею до нашего входа. Теперь она обращается ко мне и просит, чтобы я отвечал ей, по возможности, кратко.

– Верен ли ты Натану?

– Да.

– Любил ли ты меня, но преодолел это чувство во имя своей жены Рахели?

– Да.

– Воспитывал ли ты у Ярона чувство порядочности?

– Я надеюсь (впервые я чувствую не только легкое дрожание ног, но и улыбку на своем лице).

– Что ты будешь делать, если мы удостоимся получить манускрипт?

– Постараюсь, чтобы Натан его не продал и также побеспокоюсь, чтобы любой достойный исследователь мог этот манускрипт изучить.

– Заинтересован ли ты сам заняться этим манускриптом?

– Немного. Я предпочитаю читать другие вещи.

– Например?

– Ничего особенного. Просто Священное Писание или Мидраши (это слово «комментарии» я произношу на иврите, и оно переводится).

– По твоему мнению, Натан верен своим обещаниям, ты ведь знаешь его лучше всех нас?

– Натан верен своим обещаниям в важных для него делах, как, например, в колоссальном желании приобрети манускрипт короля Франции (я доволен этой своей осторожной формулировкой).