Мирон Изаксон - Жены Натана

Рахель, Ярон и я выходим из комнаты. Я целую Рахель в уста, она обнимает меня, но я чувствую в ней усталость, быть может, еще от полета из Израиля сюда. «Видишь, Меир, мы все здесь. Соскучилась я по тебе и Ярону и хотела, чтобы ты увидел мой огромный живот». Голос ее добр и спокоен.

Ярон предлагает выйти из дома, и я соглашаюсь. Мы все одеваем пальто, Ярон подает мне шарф, и мы втроем выходим выпить кофе. Ярон предлагает, чтобы мы с ним покурили, я согласен, хотя боюсь головной боли, Рахель недовольна этим, но пока молчит. Вдруг она спрашивает, как отреагировал Натан, если бы решение комиссии было отрицательным. «Ты думаешь, что он или Генри способны были украсть манускрипт?» – спрашивает вслед за ней Ярон. «И что бы ты тогда делал?» – теперь снова Рахель. Отвечаю, что чересчур много вопросов задавали мне в эти дни, и нет вообще необходимости возвращаться к теме. Рахель считает, что надо как можно скорее вернуться домой, в Израиль: «Хотя бы это ясно всем нам троим».

После короткого молчания мы обсуждаем красоту Лондона, Рахель говорит о скорых родах и удивляется: «Ты хоть помнишь, как родился Ярон?» Ярон говорит, что соскучился по Израилю, и хочет уже начать нормальную учебу. Выясняется, что армия дала ему еще одну последнюю отсрочку на год, чтобы завершить учебу, а затем он решил идти в боевую часть. Мне странно, что как-то случайно, мимоходом, он сообщает мне об этом.

Возвращаемся на квартиру Натана. Дана торопится показать нам прибывший к ним официальный документ о решении королевской комиссии. Указывает на последние предложения и просит, чтобы я прочел их вслух.

«Комиссия утверждает передачу манускрипта в данный момент на десять лет в руки конкурсанта (полагаю, что имеется в виду Натан). Передача осуществляется при следующих обязательствах:

Манускрипт будет изучаться лучшими мировыми специалистами.

Манускрипт будет защищен от любого ущерба под опекой специалистов.

Меир будет уполномочен докладывать председателю королевской комиссии о любом изменении, нарушении или опасности для манускрипта.

Меиру будет выплачиваться Натаном постоянное месячное жалованье за его услуги и ответственность за манускрипт.

По окончанию десяти лет за британским правительством остается право потребовать возвращения манускрипта в его владение».

«Негодяи, – говорит Натан. – Хотят, чтобы я заплатил им все, что у меня осталось от моего отца и что есть у меня самого, и при этом сохраняют за собой право на манускрипт». Он глубоко и громко вздыхает и пьет без конца воду с ломтиками лимона. Дана же весьма воодушевлена происшедшим: «Натан, ты победил. В конце концов, мы можем вернуться домой с манускриптом». Натан смотрит на нее, гневается и улыбается одновременно. Рахель подходит ко мне, жмет мне руку (мне это немного странно) и сообщает, что вечером мы летим домой. «Натан и Дана, естественно, должны остаться здесь некоторое время, чтобы получить манускрипт, мы же вернемся, чтобы проследить за Маор, и ожидать рождения нашего ребенка».

Выясняется, что чемоданы уже упакованы, все мои вещи также уложили и даже собрали грязное белье. Ярон говорит, что скоро приедут за нами, и он хочет начать выносить вещи сам. Дана обнимает Рахель, Ярон присоединяется к ним перед тем, как выйти из квартиры. Затем Дана спрашивает Рахель, можно ли меня поцеловать. Рахель смотрит с радостью, как Дана приближается ко мне, и говорит, что всегда желала меня больше, чем я ее, и всегда удивлялась мне больше, чем я сам себе.

Возвращаемся домой, вернее, в квартиру, которую нам отдал Натан несколько месяцев назад. Странны мне комнаты, но приятно возвращение. В аэропорту нас ожидали Шломо и Шахар в красивой машине, оба в светлых костюмах. Говорили мало, спросили лишь об отце и немного – о Дане. Главным образом, интересовались, есть ли шанс быстро завершить все дела с британцами, что даст возможность отцу вернуться. Расстались с нами у входа в квартиру, сказав, что они всегда к нашим услугам. Перед уходом каждый из них обнял Маор и напомнил ей, что они ее любящие братья.

Рахель говорит, что теперь у нас есть два важных дела. Одно – ожидаемые роды, второе – учеба Ярона. «Но есть у нас еще одно важное дело», – говорю. «Какое?» – приятная и усталая улыбка ожидания появляется на ее лице. «Пришло время, чтобы ты знала, что на тебя возложено еще одно дело: беречь также меня, кто-то должен это сделать, в конце концов». Рахель краснеет, но, кажется, на этот раз не сконфужена, а даже рада.