Ярослав Астахов - Крушение лабиринта

Лицо Летучего изменяется.

Хотя не меняет он, вроде бы, ни расслабленной своей позы, ни, даже, выражения лица.

Но Тессий не замечает. Он высказал сокровенное.

Что было полуосознанным, что существовало долгое время лишь наподобие напряженных и темных вихрей ума и сердца – вдруг получило выражение в звуках. Родилось. Обрело словесную плоть.

И слово это полагает начало, и оно делается опорой бога в какой-то новой начинающейся для него жизни. И Тессий продолжает, волнуясь:

– Как можно двум до предельной глубины ясности говорить о чудесах мира и Лабиринта? Как можно до конца, до дна излить душу, если ты не уверен: это ли вот самое тело трепетало в твоих объятиях?… Был ли закипающий огонь жаркий у вас единственным на двоих?!

– Тессий… – выдыхает летучий бог после продолжительного молчания. – Ты, видимо, одержим. Желаешь ведать одновременно лицо и тело. Для бога это преступно . ДОЗВОЛЕННОЕ ЧЕЛОВЕКУ ЗАПРЕЩЕНО БОГУ – надпись, начертанная на краеугольном камне самого основанья Острова! Лишь утверждаемый на таком фундаменте он – Блаженный. Желаешь расшатать этот камень?

– Я иногда побаиваюсь тебя, Тессий, – вдруг прибавляет Селий. И он садится, никак уж более не стремясь хранить расслабленный вид, и словно бы как-то зябко обхватывает руками свои колени. – Да, именно: побаиваюсь не за тебя, а тебя! Таких мечтателей бросают боги под стражу, чтобы принести потом, в подходящее время, в жертву душе великого Лабиринта. Но я не думаю, что Таурий решит разделаться с тобой так. Ведь ты поклялся сразиться с ним, когда войдешь в силу, а царь весьма щепетилен в таких вопросах. К тому же он и желает, насколько я могу его понимать, этого поединка. Твое Искусство против его Искусства. Царь постарается победить, но и в том, чтобы умереть от твоей руки, не видится ему ничего плохого. Потому что тогда он сможет уйти спокойно, с уверенностью: у Острова появился новый сильный стратег, а может быть даже царь. Путь Таурия к Луне тогда будет легок… Итак, он не прикажет тебя схватить, и твоя идея будет развиваться свободно и… что же из всего этого получится? Я не провидец, как Сандрий, но…

– Тессий! – вдруг вскрикивает, взволнованный чрезвычайно, Селий. – Мне так отчетливо это сейчас привиделось: получится… гибель Острова!

Дыханье Селия сбилось, и долго он не может восстановить его.

И Тессий не прерывает молчанья друга, потому что ведь и он сейчас не в себе – далеко. Он слышит вновь пророчество Сандрия…

Огромные вечерние тени пересекли волны. Багряная дорожка трепещет, указывая безысходную даль.

– Не пророк… – молвит, наконец, Селий. – Мое Искусство другое. Может быть, все это ничего и не значит – кошмарная картина, которая мне предстала вдруг только что. Какие только не бывают видения… Скорей случится иное: ты просто сложишь голову в Лабиринте, пытаясь отыскать… невообразимый путь к решению того, что нельзя решить. Да! Рано или поздно ты сгинешь где-либо посреди бесконечных уровней…

– Тессий! – произносит внезапно пылко летучий бог. – Тессий, к чему все это?! Пытаться изменить жизнь, в которой столько услад, столько тайн? Не лучше ль поскорей позабыть все этакое и жить… ну, просто как нормальные боги? Друг мой?!

– Забыть, ты мне говоришь? – отсутствующий взор Тессия устремлен куда-то за огневую кромку.

За линию, где сходятся небеса и море.

– А ты вот сам… сумел бы ты оставить свои полеты? А, Селий?

В такие окаянные глубины не забирался, верно, еще никто…

И даже: глубина это или нечто, где нет ни верха, ни низа? Я думаю об этом «глубины», а постоянно чувство, как будто нахожусь на огромной, немыслимой высоте.

Хотя вокруг меня – стены. И над головой потолок. И делается он, иногда, неимоверно высоким, и не могу даже рассмотреть его в полутьме, что властвует постоянно. И непонятно, почему здесь не полный мрак. Ведь неоткуда приходить свету. По-видимому, сами эти неровные стены светятся – слабо, неравномерно… или же переменчивое и зыбкое сияние испускает пол? То есть, тут под ногами не пол, а какие-то бесконечные прерывистые карнизы, плывущие… ненадежные…

Все зыбко и переменчиво. Лишь постоянен впереди узкий, серпом изогнутый коридор. Как будто тутошнее пространство выгнуто на манер гигантской окружности. Правая стена коридора имеет нескончаемый плоский выступ, карниз, и я иду по нему вперед. Или возвращаюсь назад? Это невозможно определить, и я оставил давно какие-либо попытки ориентироваться. Зачем тогда вообще куда-то идти? Для чего я двигаюсь? Как было бы хорошо сесть, прислонившись спиной к стене, обхватив колени… Хотя бы на какое-то время найти покой. И он, покой, подсказал бы мне тогда, что мне делать.