Ярослав Астахов - Крушение лабиринта

Камни, округлые и широкие, выступают из мелких волн. Почти у каждого из них плоская поверхность, и некоторые величиной со столешницу, а иные – размером с небольшой островок. И расположены эти камни в основном так, что можно перепрыгнуть легко с одного на другой из них, а то и перешагнуть.

Массив их убегает очень далеко в море, напоминая циклопическую мостовую дорогу. И тело этой косы, все светло-серое с одинокими белесыми вкрапливаниями, сквозит водой.

А по воде перемигивается солнце, задорное и капризное. Его сияющий венец низок, но он, однако, не закатного еще цвета. Особенное это место и особенный час: здесь можно видеть одновременно много богов, хотя это не ночь и не танцы Круга.

Они плескаются в равномерно дышащих прямых волнах. Играют с проплывающими дельфинами, чьи тела, неуловимые и плавно-стремительные, рождаются из воды внезапно то здесь, то там.

Но некоторые из богов недвижимы и безучастны полностью ко всему вокруг. Они раскинулись и застыли, как изваяния, на ровных уютных площадках маленьких островков сквозящей солнцем косы.

Нежаркие косые лучи целуют расслабленные тела. Безвольные, как будто бы отпущенные душой на отдых… (Как будто бы?) И белая печать масок лежит на лицах.

– Коса Лучистого Ветра.

Тессий произносит название, выбравшись из воды. Присаживается около Селия, полулежащего в теплой каменной выемке, жмурящегося благодушно. И Тессий продолжает:

– Я помню, ты говорил: она не сама собой поднялась из моря, эта коса. Ее воздвиг в незапамятные времена Мелний – могучий бог, чье основное Искусство было повелевать камню.

– Так слышал я от богов, – отвечает Селий. Не поворачиваясь и не открывая глаз.

– И Мелний сочинил эту косу, задумав ее как место, где так удобно чередовать игры тела и движения духа. Соразмерять их различным образом, подбирая гармонию и контрасты. Нащупывая неповторимое ускользающее внутреннее состояние… основу духовных странствий. Так, Селий?

– Таков и был его замысел, говорят. Но только никто не знает, что именно у Мелния получилось. Еще один своеобразный вход в Лабиринт, или же… быть может – некое особое новое преломление… продолжение Лабиринта. Но, так оно или иначе, а я тебе скажу одно, Тессий: небезопасное это место – Коса Лучистого Ветра! Хотя оно и приятно глазу и так располагает к себе.

– Опасное? Но расскажи тогда, в чем угроза.

– Изволь. Нередко получается так, что отчаливающий здесь заплывает слишком уж далеко. Настолько, что не может потом вернуться. И нам тогда остается тут… лишь мертвое его тело. И вот мы его несем, Тессий, распевая тихую песнь прощаний, по всей Косе. С рук на руки передавая с камня на камень. Вон до того – посмотри – до седого, самого дальнего. И поручаем оттуда останки бога ветру и брызгам… всему простору свободы. И восклицаем: вале! Ты умер богом! Благословенный конец, потому что это, уж несомненно, начало, а не тупик.

– Мы можем жить очень долго, Тессий, – прибавляет Летучий, чуть помолчав, – но, видишь, между нами гораздо реже, нежели среди простых смертных, встречаются угасающие печально старцы. Цикута наша сладка! – путина Истины собирает почти всю жатву. А иногда случается еще так. Отправившийся искать… в какие-то забредает совсем уж невероятные, особенные пространства. Откуда возвращения нет. Но Сила у него становится там такой, что самое его тело, оставленное им здесь… вдруг вспыхивает – и исчезает! Однажды я видел это. Сумерки начинали уже сгущаться, мой Тессий, и тогда, вдруг – как если бы огонь молнии…

– Подожди, Селий. Ты это мне расскажешь потом. А сейчас – я кое-что еще хотел бы тебя спросить. Боюсь, рассеявшись от истории твоей – позабуду, и так останусь в недоумении.

– Спрашивай же, мой друг.

– Вот мы играем тут… все – мужчины и женщины. И наши тела прекрасны. И разве это легко – отвлечься, отрешиться от всего плотского ради странствий сознания, когда рядом…

– Так это беспокоит тебя? – несколько удивленно спрашивает летучий бог. И взглядывает с улыбкой. – Поэтому ты до сих пор, Тессий, все еще не добрался до главного своего Искусства?

– Нет, Селий. Меня беспокоит, именно, что это не причиняет мне беспокойства, – и тень ложится на лицо бога. – Я к этому равнодушен. Как все мы здесь… Да, стройность и соразмерность каждой из наших женщин радуют ясный ум. И привлекают глаза. Тем не менее… словно бы это не существо противоположного пола передо мной! Как будто вернулось время, когда я не был еще мужчиной. А ведь я знаю: лишь воцарится ночь, лишь красное незримое пламя выхватит жернов амфитеатра – неукротимая волна силы, страсти, влечения опрокинет и закружит меня… И вот я думаю, Селий… а как же это под лучом солнца я вдруг оказываюсь невинный младенец? Что с нами делается?