Сергей Минаев - Media Sapiens. Повесть о третьем сроке

– Скажите спасибо, что только за материальный ущерб. Моральный, он, как понятно, ещё дороже. Чао, тарантины.

На выходе из подвала меня догоняет Аристарх:

– Антон… Антон Геннадьевич. Я хотел спросить про остаток гонорара.

– Чего?

– Ну, вы же мне не все отдали…

– А ты материал снял? Ты сказал, это день съёмок, а уже третий пошёл.

– Так я же съёмочной бригаде из своих плачу…

– Вопрос не в простое бригады, а в том, что материал должен был быть готов вчера ещё. Мне его сдавать послезавтра.

– Так вы же сказали… что… мы снимаем для фестиваля арт-хаус в Риге, я так думаю, что времени вполне достаточно или… – Аристарх снимает бейсболку и чешет голову.

– Для фестиваля, для фестиваля. Но у меня же партнёры-инвесторы. Я перед ними отчитываюсь. В общем, Аристарх, голову мне не морочь, а? Говорю, делай быстрее, значит, быстрее. Ты не забывай, мы же ещё хотели совместные проекты делать по твоим сценариям, помнишь, обсуждали на банкете?

– Да, да! Конечно!

– Вот. А если ты такую маленькую работу так долго делаешь, как же мы будем работать вместе? У меня начинают закрадываться… ну, ты понимаешь, да? – я открываю дверь и выхожу на улицу.

– Нет проблем, Антон. Клянусь, сегодня до вечера все отснимем, я только вот… – Аристарх надевает бейсболку обратно на голову и семенит за мной.

– Ну и чудно, – я дохожу до машины, сажусь на заднее сиденье и собираюсь открыть газету. Аристарх почтительно закрывает мою дверь и не уходит. Я поднимаю на него глаза:

– Антон, так как же с остатком-то быть? – говорит он.

Я опускаю стекло, пронзительно смотрю на него и произношу классическую фразу, авторство которой приписывают Борису Березовскому:

– Понимаешь, Аристарх. Деньги были. Деньги будут. Но сейчас денег нет. Вот как снимешь всё до конца, приходи за расчётом. Поехали, – я трогаю водителя за плечо, и мы отъезжаем.

По дороге в ресторан я снова гоняю в «streat racing» на телефоне. Я играю уже девятую партию и в тот момент, когда моя машинка готовится установить новый рекорд скорости в одну минуту двенадцать секунд, мне звонит Вербицкий. Я точно знаю суть нашего будущего разговора и его состояние в данный момент, и от этого мне кажется, что даже звонок моего мобильного звучит как-то особенно истерично. Я прошу водителя остановиться, выхожу из машины и отвечаю:

– Я слушаю.

– Антон, я прочитал.

– Отлично, Аркадий Яковлевич, вы должны дать Вадиму команду стартовать.

– Но… ты вообще понимаешь, на что идёшь?

– На что?

– Это же… Антон, это же чистая подстава!

– Вы помните наш последний разговор о том, «есть ли у меня какая-то конкретика»? Вот это та самая конкретика и есть. Она вам не нравится?

– Нет, почему же. Просто… ну, ты понимаешь, просто это слишком нестандартно. Если точнее, это просто шельмовство.

– Аркадий Яковлевич, вы о чём сейчас говорите, а? О каких стандартах? Может быть, вы просто боитесь?

– А ты не боишься?

– Я? Нет.

– Ты думаешь о последствиях?

– Аркадий Яковлевич, мы медиасолдаты. Мы находимся на фронте Великой Отечественной Медийной Войны. У меня задача высоту взять и закрепиться. Остальное не интересно. Отдайте, пожалуйста, Вадиму команду начинать, или я выхожу из проекта, – мой кураж был столь высок, что я понимал, либо я прожму Вербицкого, либо он передаст свой страх мне и убедит не начинать проект. А после этого я просто перегорю. Уж лучше уйти сразу, – я прошу вас, отдайте Вадиму команду…

– Ты представляешь, что они ответят аналогично, только сильнее? – голос Вербицкого дрожал.

– Не ответят.

– Почему?

Я отнял телефон от уха, пытаясь успокоиться. Испуганный паузой, Вербицкий снова заговорил:

– Антон, ты меня слышишь? Почему не ответят?

– Аналогичного ответа не будет, – я медленно, практически по буквам произнёс, – потому что у нас нет российской армии. Мы, в отличие от них, не несём за неё ответственности, вот почему.

Повисла пауза. Не дожидаясь, пока Вербицкий переварит услышанное, я говорю:

– Мне кажется, что мы просто теряем время. Позвоните, пожалуйста, Вадиму.

– Хорошо, – сухо ответил он и отключился.

В «Гудман» я опаздываю минут на пятнадцать. На втором этаже уже сидит Костя, обложенный газетами, и делает пометки в своём блокноте. С тех пор, как мы виделись последний раз, прошло года четыре. За это время Костя стал обладателем обширной залысины, пивного живота, довольно строгого тёмно-синего костюма и часов «Tag Hauer». Лицо его тем не менее осталось таким же лицом отличника. Только оправа у очков сменилась с роговой на более дорогую.