Дмитрий Калюжный - Житие Одинокова

Во времена коллективизации попёр против «обчества» кулак-мироед Филимонов. Когда раскулачивать его пришли, схватил ружьё и вознамерился уже стрелять в мужиков. И Витёк, молодой тогда, кинулся на него, рукою отвёл ствол ружья вверх. Людей спас, а сам не уберёгся, оторвало ему два пальца на руке. Теперь из-за этакой малости не взяли его в Красную Армию! А он хотел быть полезным своей армии. Какие-то сволочи, драпая от немцев, прибежали в Дамиановку — обнаружили, что дальше дороги нет и для бегства своего надо им сколько-то вернуться назад, да дать кругаля — и сбросили с машин много оружия. А Витёк с женой и сыном собрал это всё, припрятал.

Теперь команде лейтенанта Курочкина осталось только погрузить имущество в три телеги. Правда, не обошлось без приключений: лейтенанта Курочкина укусила гадюка. Кровь из ранки отсосали и ввечеру двинули обратно. Витёк увязался с ними.

Вася Одиноков не очень верил в свои, начавшиеся после контузии, «полёты над землёй». Может, действительно, как объяснила ему в госпитале молодая военврач, это результат сдавливания нервных окончаний в теле? И никакая душа его никуда не летает, а просто это мнится ему, вроде сна. Теперь у него появилась возможность проверить, правда эти его «полёты» или нет. Ведь Дамиановка с её болотом ему дважды мнилась! Сначала он не знал, как взяться за дело, чтобы не выглядеть полным идиотом. Потом придумал: взял, да и рассказал Витьку про тот скит в лесу недалече от Кузьминки. А потом осторожно заметил:

— Кажется мне, тот «отец Димитрий» отсюда родом. Может, из вашей Дамиановки?

— Какой он из себя-то?

— Какой… — задумался Василий. — Тощий. Мордочка длинная. Волосёнки белые.

— И такая бородка забавная, колечками? — весело спросил Витёк.

— Да-да! Говорит выспренно, вроде по-церковному, а голосок противный, тоненький.

— Вот гад! — тихонько воскликнул Витёк. — Вот он куда спрятался!

— Ваш парень?

— Наш, наш змеёныш. Димка Заварзин. Внук той тётки, которая вам курочку жарила. Бездельник, прости, Господи. Сколько раз предлагали: поселим в Сенино, учись в школе. Нет. Поучился и бросил. От работы бегал. А у нас живёт старый поп. Церковь-то закрыли ещё при царе. Поп уехал, потом его посадили за контрреволюцию, потом отпустили, и он, старый уже, вернулся сюда. Да ты ж его видел. Восемьдесят лет старикашке! Вот он Митрию голову и задурил. В 1940-м пришла повестка: Заварзина в армию. Он украл у попа молитвослов и другие какие-то книжонки, дезертировал, гад.

— А вы знаете, тот скит, где он живёт, с виду древний.

— А это другая история. Там и вправду жил праведник. Помер в незапамятные времена. А теперь, значитца, Митрий там поселился. Ужо мы сходим, намнём ему бока.

— Только, когда мы уходили, его не было там. Мы хотели взять его с собой на нашу сторону фронта, и он в ту же ночь сбежал. Вернулся или нет, не знаю я…

Запись от 9 августа 1957 года

Сегодня я встретил старинного знакомца. Судьба свела нас в далёком 1941 году, в первые месяцы войны. Мы тогда после боя остались на занятой фашистами территории, мои друзья А. И. Иваниди и В. А. Одиноков были ранены (Одиноков контужен). В лесу случайно набрели на убогий домик, в котором жил когда-то православный праведник, отшельник. После войны я провёл небольшое расследование. Корреспондент смоленской областной газеты Ваня Дидурик рассказал мне следующее.

У монаха, постриженного под именем Гермогена, не заладилась жизнь в монастыре. Он обличал поповские непотребства, которые имели место при царской власти, призывал каяться тех священнослужителей, которые предавались греху чревоугодия и лени. Разругался с монастырским игуменом. Но расстригли его за то, что требовал отказаться от восьмиконечного креста, вернув исконно православный «греческий». Он ушёл в лес, построил скит. Советская власть монастырь закрыла, монахов выгнали, а вот к праведнику Гермогену идти забоялись. И он умер там своей смертью. Обнаружили это лишь в 1923 году; тело его само собой мумифицировалось. Верующие пытались устроить из похорон праведника целый крестный ход, но власть не позволила, а создавшиеся на памяти его секты были разогнаны. Со временем про Гермогена и его скит забыли.

Мы нашли скит, выходя из окружения, и несколько дней там прожили. При ските обретался молодой монашек, представившийся отцом Димитрием. В. А. Одиноков выяснил и рассказал мне в 1942 году при нашей встрече, что на самом деле он не был монахом или праведником, а был обыкновенным дезертиром.